Он трусил и чувствовал себя несчастным; дело в том, что Ли-Фаа, удостоверившись, что Тай-Фу отправилась в храм Китайского Эскулапа[1] принести в жертву вяленую утку и молитвы о своем хилом здоровье, воспользовалась этим случаем и нагрянула в магазин А-Кима.
Сложив свои дерзкие ненакрашенные губы в полураскрытый розовый бутон, Ли-Фаа возражала:
— Это хорошо для Китая! Я не знаю Китая! Тут Гавайи, а на Гавайях чужеземцы меняют свои обычаи!
— И все же она моя родительница! — протестовал А-Ким. — Она мать, давшая мне жизнь — все равно, родился я в Китае или на Гавайях, о Серебристый Цветок Луны, столь желаемый мною в жены!
— У меня было два мужа, — спокойно отвечала Ли-Фаа. — Один был паке, а другой — португалец. Я многому научилась от обоих. К тому же я получила образование, я училась в высшей школе и играла публично на фортепьяно. И многому я научилась от моих двух супругов. Из паке выходят самые лучшие мужья! Я ни за кого больше не пойду замуж, кроме как за паке! Но он не посмеет брать меня за ухо!
— А ты откуда это знаешь? — спросил А-Ким, насторожившись.
— От госпожи Чан-Люси, — был ответ. — Госпожа Чан-Люси рассказывает мне все, что слышит от твоей матери; а мать многое ей рассказывает. Так вот знай, что мое ухо не для этого сделано!
— Это мне говорила и почтенная матушка! — простонал А-Ким.
— Это твоя почтенная матушка говорила и госпоже Чан-Люси, и это госпожа Чан-Люси рассказала мне! — хладнокровно добавила Ли-Фаа. — А теперь я скажу тебе, мой третий грядущий супруг: не родился еще человек, который поведет меня за ухо! Это на Гавайях не в обычае! Я пойду с моим мужем только рука об руку, рядом, «половина с половиной», как говорят здешние женщины — хаоле. Мой португальский супруг думал иначе и пробовал бить меня. Я три раза отводила его в полицейский суд, и каждый раз он отрабатывал свой срок на рифах, а после этого он утонул!
— Матушка была моей матерью пятьдесят лет подряд! — стойко возражал А-Ким.
— И пятьдесят лет подряд она била тебя! — захихикала Ли-Фаа. — Как смеялся, бывало, мой отец над Яп-Тен-Шином! Подобно тебе, Яп-Тен-Шин родился в Китае и привез с собой китайские обычаи. Его старый родитель вечно колотил его палкой. Он любил своего отца. Но старик особенно жестоко начал колотить его, когда он сделался паке-комиссионером. Каждый раз, как Яп-Тен-Шин отправлялся по делам своей миссии, отец задавал ему трепку! Миссионер, узнав об этом, строго выговаривал Яп-Тен-Шину за то, что он позволяет отцу колотить себя. Мой же отец заливался смехом, ибо мой отец был либеральнейший паке, переменивший свои обычаи скорее многих других чужеземцев. Вся беда была в том, что у Яп-Тен-Шина было не в меру любящее сердце! Он любил своего почтенного батюшку. Он любил и бога любви христианских миссионеров. Но в конце концов он обрел величайшую в мире любовь — любовь к женщине! Ради меня он забыл любовь к своему отцу и любовь к любвеобильному Христу. Он предложил моему отцу шестьсот золотых долларов за меня — цена потому такая малая, что у меня ноги были не маленькие. Но я наполовину каначка. Я сказала, что я не рабыня и не желаю быть продана мужчине! Моя школьная учительница была старая дева хаоле. Она говорила, что любовь — бесценный дар и не может быть продаваема! Может быть, она говорила так потому, что была старой девой. Она была некрасива. Она не видывала любви. Моя мать — каначка — говорила, что не в обычае канаков продавать своих дочерей за деньги! Они отдают своих дочерей за любовь. Но она готова подумать, если Яп-Тен-Шин устроит достаточное число хороших луау (попоек). Отец же мой, паке, был либерал, как я тебе говорила. Он спросил меня: желаю ли я взять в мужья Яп-Тен-Шина? И я сказала «да». Свободно, своею охотой пошла я за него! Его убила лошадь; но он был очень хороший муж… Что касается тебя, А-Ким, то я всегда буду уважать и любить тебя; и когда-нибудь, когда тебе не нужно будет брать меня за ухо, я выйду за тебя замуж, и войду сюда и останусь с тобой навсегда, и ты будешь самым счастливым паке во всех Гавайях; ибо у меня было два супруга, я училась в высшей школе и хорошо знаю, как делать мужей счастливыми. Но это будет тогда, когда твоя мать перестанет бить тебя! Она бьет очень сильно!
