Но ему надоело обозревать окрестности, и я увидел, что он начинает бояться.
— Хотелось бы тебе быть воздухоплавателем? — спросил я.
Он сразу встрепенулся и спросил:
— А вам хорошо платят?
Но «Маленький Нассау», охлаждаясь, стал медленно спускаться. Он попал в воздушные течения, и его стало сильно трепать. Мальчик начал быстро раскачиваться, а один раз очень сильно ударился об оболочку шара. Губы у него задрожали, и он снова заплакал. Я старался шутить и смеяться, но это не помогало. Его мужество испарялось, и каждую секунду я готовился увидеть, как он стрелой пролетит мимо меня. Я был в отчаянии. Затем внезапно я вспомнил, как один испуг можно уничтожить другим; я поднял голову, нахмурился и строго крикнул:
— Ты там смотри! Держись за веревку! А не то я тебя так отлуплю, что ты у меня своих не узнаешь! Дай только спуститься на землю! Понял?
— Д-д-д-да, сэр, — захныкал он, и я увидел, что лекарство подействовало. Земля была дальше, чем я, и меня он боялся больше, чем падения.
— Ты там ловко устроился на мягком мешке, — болтал я. — А вот у меня перекладина, и твердая, и сидеть на ней больно.
Тут ему пришла в голову одна мысль, и он совсем позабыл о том, что у него болят пальцы.
— Когда же вы прыгнете? — спросил он. — Ведь я затем и поднялся, чтобы посмотреть.
Мне было жаль его разочаровывать, но прыгать я вовсе не собирался. Но тут он стал возражать.
— Так было сказано в газетах, — заявил он.
— А мне нет никакого дела, — ответил я. — Я что-то сегодня разленился и думаю спуститься вместе с шаром. Шар — мой, и я могу поступить так, как мне заблагорассудится. А теперь мы уж почти спустились.
Действительно, мы спускались, и очень быстро. А тут как раз мальчуган начал со мной спорить, имею ли я право разочаровывать публику, и доказывал справедливость их требований. А я, счастливый и довольный, поддерживал разговор, оправдываясь на тысячи ладов, пока мы не пронеслись над рощей эвкалиптов и не нырнули к земле.
— Держись крепко! — крикнул я, повиснув руками на трапеции, чтобы коснуться земли ногами.
Мы скользнули над гумном, благополучно миновали веревку с бельем, развешанным для просушки, навели панику на птичник и снова поднялись над стогом сена — все это произошло, пожалуй, еще быстрее, чем я рассказываю.
Затем мы опустились в фруктовом саду, и когда мои ноги коснулись земли, я два раза обмотал трапецию вокруг яблони, чтобы укрепить шар.
Мне приходилось висеть на карнизе десятиэтажного дома, однажды мой шар загорелся в воздухе, в другой раз я шестьсот футов летел как пуля, так как мой парашют не сразу открылся, но мне не приходилось еще испытывать такой слабости и головокружения, как тогда, когда я, шатаясь, подошел к мальчику, оставшемуся невредимым, без единой царапины, и схватил его за руку.
