— Да, — мотнула я головой, как человек смертельно избитый бандитами: я согласна на все условия.
— Прости меня… простите. Елена.
Отошел к окну, долго стоял, повернувшись ко мне спиной: давал возможность уйти? Я попыталась использовать эту возможность, тихонько встала, тихонько пошла.
— Не надо, прошу тебя, останься! — умоляюще-грозно проговорил он, не поворачиваясь. Не убежать, не спастись. Я вернулась, села на место.
Он стоял, все стоял у окна не шевелясь и молча. Я сидела тоже молча, боясь пошевелиться. Было так тихо, даже не капал кран — хозяйственный, хоть и сумасшедший! — окна квартиры выходят в закрытый двор, далеко от дороги — ни звука. Невыносимая тишина, бесконечная невозможная тишина! Что будет дальше?
— Дмитрий! — наконец не выдержала я.
Он дернулся — слишком долго мы сидели в тишине, — затем повернулся. Оказалось, он плакал, тихо, совершенно беззвучно плакал. Плачущий маньяк — еще не все потеряно, возможно, с ним получится договориться. Плачущий маньяк — не маньяк вовсе, а просто несчастный, слабый человек — в любом возрасте маленький мальчик.
— Дмитрий!
— Елена! — откликнулся он, растерянно шмыгнул носом, испугался этого неприличного звука.
Желая его утешить, растрогавшись его совсем немужскими слезами, я сделала ужасно бестактную вещь — протянула ему свой платок и тут же по его смущению поняла, до какой же степени это бестактно.
— Спасибо, — пробормотал Дмитрий, — спасибо. — Промокнул нос, не высморкался, а словно у него кровь текла. — У меня есть платок, правда есть. Много, целая пачка. Там где-то, в комнате. — Снова промокнул нос, растерянно улыбнулся, хотел отдать мне платок, но сообразил, что использованный отдавать неудобно, смутился окончательно и поскорее сунул в карман.
— Уже поздно, — сказала я, надеясь, что теперь, расслабившись, он меня отпустит.
— Да, да, — согласился он. — Сложная задача. Видите ли, у меня только две возможности: постелить вам на своей кровати, а самому лечь в комнате отца, или постелить вам на кровати отца, а самому лечь у себя. Вместе ведь лечь пока мы не можем? — жалобно спросил он.
— Не можем, — по возможности без эмоций подтвердила я.
— Тогда выбирайте, как удобней.
Удобней всего, если бы он меня отпустил.
— Мы можем встретиться завтра.
— Нет! — отчаянно закричал он, и я поняла — в который раз уже за сегодняшний вечер? — что надеяться мне не на что. — Вам нельзя уходить! Вам уйти невозможно! Вы же сами сказали, что вас могут убить, что пришли ко мне за помощью. Куда же вы пойдете?
