Он позвонил тем самым, своим, звонком. Я подумал: ну вот, теперь у меня есть уважительная причина не открыть — я так тяжело болен, что и пошевелиться не в состоянии, не то что дойти до двери. И продолжал лежать, слушая звонки почти равнодушно, не пугаясь, как в тот раз. А когда звонки прекратились, повернулся к стене, закрыл глаза и даже стал проваливаться в сон, когда над самым ухом раздалось:
— Дмитрий Семенович!
Я замер от ужаса, всем телом, всей душой своей, перепуганной насмерть. Как он вошел? Как просочился? Я не открывал ему дверь, точно помню!
— Вы же не спите, повернитесь, пожалуйста, нам снова нужно поговорить.
Я затрясся под одеялом — видно, температура опять резко подскочила, — вжался головой в подушку, совсем забыв, что у меня там нож и бояться мне нечего.
— У вас плохо получается изображать спящего, так что повернитесь. — Он наклонился надо мной.
Я зажмурился и заскулил — это непроизвольно получилось! — заскулил, как новорожденный щенок: тонко, постыдно, трусливо. И после такого позора, такого совсем немужского поведения, пришлось срочно взять себя в руки и повернуться.
— Ну вот! — обрадовался мой мучитель. — Другое дело! — Шантажист посмотрел на меня внимательнее. — Что, заболели?
— Простудился, — прохрипел я, — у меня горло совсем заложило и нос.
— Немудрено! Ночи сейчас холодные. — И он опять рассмеялся.
— Что вам от меня нужно? — Я сел на кровати, завернувшись в одеяло, — черт возьми, я опять был раздет!
— Вы прекрасно знаете что.
— Назовите цену.
— Ну, дело не только в деньгах. Вы убили отца…
— Нет! Он сам отравился!
— Вы дали ему умереть. Наблюдали и ждали. Для чего-то ведь вы пошли на это. Вам выгодна была его смерть. Тут, как ни крути, пахнет убийством. И теперь… — Шантажист достал из кармана свернутый в несколько раз лист бумаги. Развернул и, не выпуская из рук, показал мне. Черные буквы замелькали у меня перед глазами — знакомый почерк, почерк отца. Записка! Я так боялся ее, но надеялся, что все же ее нет. Сердце оборвалось, руки затряслись. Я никак не мог прочитать ни слова, хотел и не мог.
— Видите? Убедились? — Шантажист аккуратно свернул записку и положил в карман.
И тут я вспомнил, что под подушкой у меня нож. Осторожно просунул руку, но он заметил мой жест и, кажется, догадался. Нет, так мне его не убить.
— Понимаете, что я могу с вами сделать? — проговорил он, не отрывая взгляда от моей руки. — Если я передам эту записку…
— Нет! Не надо! Пожалуйста!
