— Благодарю тебя, Первая Дань. Ты оказала мне большую честь.
— Совсем напротив, — возразила фотир. — Это для меня честь: редкому художнику за столь короткую жизнь удается найти совершенную натуру.
Теперь у Андреа запылали и уши. Она сунула диск в карман пиджака. Села, уткнулась взглядом в прозрачную часть фюзеляжа. На борту зиннского флаера она пробыла считаные минуты и не почувствовала ни рывка, ни ускорения. Однако летательный аппарат уже успел стартовать и оставить далеко позади последний город великой цивилизации. Теперь они разгонялись над густым зеленым лесом, и напрасно советник искала в нем дороги и дома.
Наконец она, кривясь, спросила:
— Уважаемый Кормилец Узников, нельзя ли с этим зрелищем что-нибудь сделать? А то я не в ладах с высотой.
— С удовольствием. — Зинн как будто и не шелохнулся даже, однако борт сразу потускнел.
Вальсик ухмыльнулась, но шрамы и боевая раскраска напрочь скрадывали ее веселье.
— Ты же в орбитальном городе родилась. Как тебе удавалось не глядеть в окна?
Тон у Андреа невольно получился слишком холодым:
— Мимо окон я старалась проходить побыстрее.
— А если не получалось?
— Тогда я терпела.
Тут наступила пауза. Вальсик вздохнула с видом усталым и недоумевающим. Зинны, оставаясь непроницаемыми, как будто пытались вникнуть в смысл инопланетного ритуала, которому ненароком стали свидетелями. Наконец Первая Дань нарушила тишину:
— Андреа, все нормально. Я знаю, что такое страх.
Ну как не обрадоваться возможности сменить тему? Корт позволила себе чуточку растянуть губы в улыбке:
— И что же тебя, Первая Дань, пугает?
— Неудача. Я вовсе не желаю прожить жизнь напрасно.
— Вот это правильно, — кивнула Андреа.
— Еще я боюсь зла. В основном потому, что оно такое чуждое, непонятное. Как представлю себе существо, которое взаимодействует с миром только ради удовлетворения своих потребностей и не оставляет после себя ничего, кроме причиненных страданий… Всю ночь потом не уснуть. А ведь такое существо есть, и от этого мне еще страшнее, но и любопытство разбирает. На его месте я бы просто жить не захотела.
Андреа Корт, почти все отрочество считавшая вот таким же исчадием ада себя, не желавшая жить и предпринявшая не одну попытку самоубийства, потерла на запястье тонкий шрам.
— В этом ты не одинока.
— Да, знаю, такие существа страшны и твоему народу, и для меня это интереснейший парадокс: почему же тогда вы производите столько особей с опаснейшими качествами? Чуть ли не десять процентов от вашего общего числа, как я слышала. Потрясающе много! Очень хочется узнать, откуда берется все это зло.
