Каждому члену фирмы «Лотард и Вильямс» — а всего их было семеро отводился свой кабинет, и располагались эти кабинеты по обе стороны центрального помещения, в котором восседал сам мистер Лотард. В кабинетах была обычная старомодная обстановка присутственных мест: тяжелый письменный стол, портреты усопших партнеров, темные стены и ковры, закрывающие пол до самых плинтусов. Все шестеро мужчин носили часы на цепочке, булавку в галстуке и шляпу с высокой тульей. Как-то после обеденного перерыва Ларри сидел у себя в кабинете, погруженный в эту атмосферу солидного сумрака, и размышлял, куда пристроить туго расходившиеся акции. Вдруг его осенило: он понял, куда можно будет их спихнуть — всю партию. В числе клиентов фирмы «Лотард и Вильямс» был некий культурно-просветительный фонд, который, по соображениям Ларри, должен был с радостью ухватиться за эти акции. Верный своей темпераментной натуре, Ларри сгоряча устремился к мистеру Лотарду и, миновав приемную, ворвался без стука в его кабинет. Там он застал миссис Вуйтон, все одеяние которой составляло жемчужное ожерелье, и рядом с ней мистера Лотарда, одетого в ремешок от часов.
Ларри воскликнул: «Ради бога, простите!» — затворил дверь и вернулся в свой кабинет. Голые женщины были ему не в диковинку, но такой ослепительной красоты ему не доводилось встречать ни разу. Он не мог забыть жемчужной, лучезарной белизны ее кожи. Пафос и красота этого женского тела обосновались в его памяти прочно, как обрывок мелодии. Он увидел то, что ему видеть было не положено, и в остановившемся взгляде, которым миссис Вуйтон встретила его появление, было что-то нечистое и сатанинское. Он знал — и никакие доводы разума не могли поколебать этой его уверенности, — что допустил роковую оплошность, что поступок его повлечет за собою неминуемую кару. В пылу открытия, движимый рвением к делу, он без стука ворвался в кабинет своего начальника. Такое рвение в собственных глазах его было достойно похвалы, и уж во всяком случае в нем не было ничего предосудительного. Отчего же тогда это чувство, будто над головой его собираются тучами беды, катастрофы, несчастья? Человек по самой природе своей похотлив, и то, что Ларри довелось нечаянно подсмотреть, должно быть, в этот же час происходило во множестве множеств деловых кабинетов Нью-Йорка. Он оказался невольным свидетелем самого заурядного явления уговаривал себя Актеон. Но тут же спохватывался, ибо в сверкающей белизне ее кожи, в магнетическом и остром взгляде ее глаз не было ничего заурядного. Вновь и вновь говорил он себе, что не сделал ничего предосудительного, однако через все его мысли о справедливости, через все привычные представления о добре и зле пробивался упорный и унылый голос простой житейской мудрости, и голос этот утверждал, что Ларри Актеон видел нечто такое, чего видеть ему было не след.
