— Да, работа сделана хорошо, — сказал он. — Только маленькая проблема… Я сейчас могу заплатить тебе только половину. Сможешь подойти за второй половиной вечерком?
Диме не хотелось этого. Но он знал — спорить не стоит. Это вызовет недовольство, а ему с этим человеком работать.
— Но художница… — робко начал он.
Его прервали:
— Объясни ей как-нибудь.
— Ладно, — пробурчал Дима. И — не сдержался: — А откуда эта икона?
Хозяин нахмурился. Раньше таких вопросов не возникало.
— Почему тебя это интересует?
— Просто… одна моя знакомая, — начал Дима, отчаянно себя ругая за то, что вообще заговорил об этом, — уверяет меня, что икона эта… украдена из церкви.
Он сам не мог понять, почему он говорит именно так — из-за прочитанного, наверное… Ну, не рассказывать же про тлеющую бумагу…
Его собеседник еще больше нахмурился, потом — рассмеялся:
— Глупости. И — что за знакомая? Зачем ты ей это показывал?
— Так вышло. Случайно.
Он почему-то совсем не хотел говорить о Лике.
— Можешь передать своей… знакомой, что ей померещилось. Пусть все-таки иногда крестится, когда ее посещают… видения.
И он нехорошо улыбнулся.
Так нехорошо, что Дима почувствовал — что-то случится с Ликой, из-за него случится, и вообще — из-за него слишком много происходит несчастий с его друзьями, надо удерживать язык.
Но — про Ликины видения он не говорил.
— Все, прости, я страшно занят. Зайдешь вечером — отдам тебе вторую половину суммы…
Хозяин практически вытолкнул Диму за порог.
Дверь закрылась. Дима пожал плечами и начал спускаться вниз, но почему-то все время повторялась в голове та фраза из книги:
«Правда, говорят, ты церковь где-то здесь в уезде на днях обокрал?»
…Чей и теперь таится дух великий
В развалинах и лиственнице дикой.
Когда закончен пир, допито зелье,
Кто вам опишет буйное веселье?
Кто вам опишет ожиданье боя
Под сенью стен, украшенных резьбою?..
Дж. Китс [14]
В поезде Нико чувствовал себя неуютно. Елизавета молчала — еще в Праге, перед их вынужденным отъездом, напоминающим ему бегство, они поссорились первый раз. И когда Нико возмутился — «из-за такой мелочи», она холодно посмотрела на него и усмехнулась. «Мелочи! — повторила она. И — процедила сквозь зубы: — Бросить бы тебя здесь, чтобы расплачивался за свои мелочи и шалости сам. Но — я не имею права. Я помогу тебе. В последний раз».
Да, он был согласен, что его перформанс не удался. И преследования ему порядком надоели. Но — ему совсем не хотелось расставаться с уютной Прагой, а уж когда он узнал, куда они едут…
