— Может, лучше отложим? — как-то неуверенно спросил он. — Ну, хотя бы до завтра?
— Миш, а ты, случаем, бешенством не заразился?
— Это почему?
— А при нем водобоязнь развивается.
— Нет, у меня боязнь другого рода, никак с водой не связанная.
— Миш, ты что, стесняешься? — ухмыльнулась Ленка.
— Если бы стеснялся, не шастал бы тогда перед тобой с голым задом.
— Так это ты специально, что ли? — возмутилась Ленка, уперев руки в боки.
— Милая, я раненый, меня бить нельзя, — взмолился Мишка.
— А я тебя бить не буду, я тебя вымою, — сказала Ленка, делая акцент на последнем слове. — А так как ты раненый и слабый, то терпи, мой сладкий. — Она медленно облизнула губы языком, заставляя их заблестеть от влаги.
Мишка застонал.
— Что, где-то болит? — с притворной заботливостью спросила Ленка.
— Верно Леха сказал: цирк шапито со смертельными номерами в программе.
— И главным номером нашей программы, — торжественным голосом начала Ленка, — мытье побитой тушки моего мужчины.
Она сдернула с него простыню, которой он было накрылся и, поставив тазик на прикроватную тумбочку, с придыханием спросила, медленно озирая открывшийся вид:
— С чего же лучше начать? — И прикусила кончик пальца зубами.
От этих ее манипуляций Мишка почувствовал, как, несмотря на усталость и боль, тело откликается, весьма неоднозначно намекая, что если к его паху сейчас приложить пакет со льдом, то скоро вместо стылых кубиков в нем заплещется горячая вода.
— Мишенька, давай повернись на бок, — скомандовала Ленка.
Он сделал, как она просила. Раздался звук льющейся воды, и за ним последовали легкие касания влажной губки, они были осторожными, казалось, еще немного, и их просто не почувствуешь. Но за ними по телу стелилась легкая прохлада, успокаивающая разгоряченную кожу, оставляя за собой приятную свежесть.
— Все, ложись на спину, — вывел его из смакования приятных ощущений голос Ленки.
Теперь Мишка видел ее лицо, плавные движения рук. Ощутив едва заметное дрожание пальцев, он задумался, что тому причиной: боязнь причинить боль или же это оттого, что ее саму цепляют за живое эти прикосновения.
Мочалка скользнула по Мишкиным рукам, перешла к плечам и шее, вслед за ней кожа покрывалась мурашками, зарождая внутри легкий трепет, как от любовной ласки. Он настолько погрузился в эти ощущения, что вздрогнул, когда влага коснулась пресса в районе пупка и дорожки волос, ведущей ниже. Потом мочалка резко перескочила к ногам.
— Ленусь, ты чего сейчас добиваешься? Я же теперь уснуть не смогу до утра.
