Шереметев направил коня к артиллерии. Люди должны видеть его там, где разгорается бой, и тогда они не помедлят пойти в огонь по его приказу. Российские пушки лупили по стенам батальным огнем, едкий пороховой дым заволакивал все вокруг, и прислуга сновала в нем, словно в тумане. Канониры, сбросив кафтаны, работали в одних мужицких холщовых рубахах. Не только потому, что разгорячились боем, но и чтобы гарь не портила казенное сукно: новой выдачи от казны не дождешься! Лишь офицеры, гордо презирая опасность испачкать красный артиллерийский мундир и поймать неприятельское ядро, стояли среди дыма и пламени в полной форме, со шпагами в руках руководя стрельбой. Было видно, как ядра густо бьют в серокаменные стены города, вышибая из них мелкие брызги щебня. Большого урона могучей твердыне легкие полковые орудия нанести не могли. Однако Борис Петрович рассчитывал больше на грохот, чем на результат их пальбы. Авось изменит храбрость разленившемуся от спокойной сытой жизни шведскому гарнизону, авось разжалобят слезы перепуганных баб да ребятишек сердце коменданта. Авось сами сдадутся, не будет нужды идти приступом, лить кровь понапрасну. Слишком часто приходилось ему воевать вот так — на авось, без должного числа орудий, без сикурсу от государя, без должной казны…
По-стариковски кряхтя, фельдмаршал слез с коня. Колени занемели и разгибались с противным костным скрипом. Седой денщик, имевший счастливое умение незаметно оказываться рядом, когда в нем была нужда, подал прочную суковатую палку. Шереметев с облегчением оперся на нее. Как-никак пятьдесят годков походил по жизни, и, сколько ни бодрись, старость не за горами. Некогда стройный красавец-сотник государева Стремянного полка, которому нипочем было сутками не покидать седла, поспешая к дальнему воеводе по царскому делу, с течением безжалостных лет обрюзг лицом и начал жиреть телом. Ноги обидно ломила какая-то подлая хворь, будто злая крыса грызшая суставы. Только в плечах да в руках осталась прежняя мощь! По сию пору Борис Петрович мог со шпагой выйти во фронт, когда его полки сходились с супостатом на багинетах и сила ломила силу. Рубился он еще по-молодому, даже ленивая старая кровь бурно вскипала, проснувшись. Увертливости и прыти на больных-то ногах недоставало, однако не фельдмаршальское это дело — волчком вертеться да зайцем скакать! Господа офицеры и верные солдатушки стеной встанут одесную и ошуюю,[26] не дадут врагу достать его в бок, а того, кто перед ним, Борис Петрович и сам уложит. Славную старость послал Господь: не в бедной вотчине своей на печи паутиной зарастать, мух давить, а войско в поле водить, на государевом деле. Смерти Шереметев в последнее время совсем не боялся. На все воля Божья!
