Под добродушное ворчание слуги Марта мягко раскачивалась на солдатских плечах. Парни ловко переплели руки, образовав подобие живого кресла, в котором было удобно даже ее разбитому контузией и усталостью телу. От мундиров вражеских солдат пахло так же, как от Йохана в ту ночь, когда он прискакал в Мариенбург с поля боя с остатками своей роты… У них были такие же давно не стриженные мягкие волосы, такие же крепкие плечи и такие же дерзкие и немного грустные глаза, как у него. Марта сомкнула глаза, и бред или сон милосердно послал ее измученному сознанию видение, будто это ее Йохан несет ее на руках через зеркальную гладь озера Алуксне — прочь от родного Мариенбурга, лежащего в руинах…
Глава 15
В ЛАГЕРЕ МОСКОВИТОВ
Марта проснулась только на следующее утро, уже засветло, и не сразу поняла, почему над ней закопченный бревенчатый потолок крестьянского дома. Откуда здесь вместо дыма пожарищ, пороховой гари и тошнотного смрада гниющей крови пахнет свежевыпеченным хлебом? Да еще воняет перекисшей капустой! Потом пришло осознание новых, грозных перемен в ее жизни, но девушка не почувствовала ни страха, ни растерянности. «Йохан, Йохан, ты научил меня смелости, — грустно улыбнулась она. — А ты, отец, отдал мне по наследству только одно богатство — мужество!» Все ее тело болело от ушибов, ссадины противно ныли и подтягивали кожу, но мышцы приобрели прежнюю упругость, и в душе была решимость. Марта встала со своего скромного ложа, устроенного прямо на деревянном сундуке, в котором хранилась кухонная утварь, и принялась за беглый осмотр «фельдмаршальской роскоши». Этот странный старик Шереметис или, скорее, его слуга с трудно произносимым именем, позаботился о ней.
Пара нижних рубах из небеленого крестьянского полотна, несколько пар пестрых шерстяных чулок с затейливым рисунком, грубое домотканое платье и передник были, вероятно, любезно уступлены хозяйкой дома, если только ее еще раньше не выдул из родных стен свинцовый ветер войны. А вот этот старый, стираный платок, украшенный линялым рисунком из райских птиц и диковинных цветов, был явно нездешнего происхождения. Наверно, он раньше напоминал какому-нибудь русскому солдату о далекой «зазнобушке», пока не был пожертвован для новой постоялицы «батюшки Борис Петровича». Как и солдатский кафтан из грубошерстного сукна — его Марте надлежало использовать в качестве верхней одежды. Он один из всех вещей показался девушке не лишенным некоторой новизны и вызова.
