— Думаю, кое-что понял, Мэри, — серьезно ответил он.
Она рассмеялась, разрушая последние чары момента, и медленно разжала объятия. Поднявшись на ноги, она протянула Тиму руки и помогла встать.
— Мэри, значит ли это, что и ты тоже когда-нибудь уйдешь от меня?
— Нет, если только ты сам не захочешь, чтобы я ушла, или если я не умру.
Они засыпали огонь песком, сквозь который пробивались тонкие вьющиеся струйки дыма, и на берегу вдруг стало очень холодно. Мэри зябко поежилась, обхватывая себя руками.
— Пойдем в дом, Тим, там тепло и светло.
Он удержал Мэри, всматриваясь ей в лицо необычайно напряженным, пытливым взглядом.
— Мэри, я всегда хотел знать, но мне никто не говорил! Что значит умереть, скончаться и быть мертвым? Это все одно и то же?
— Да, все это относится к одной вещи. — Она взяла руку Тима и прижала ладонью к его собственной груди, чуть выше левого соска. — Чувствуешь, как бьется твое сердце, Тим? Чувствуешь непрерывное «тук-тук, тук-тук, тук-тук» под ладонью, не прекращающееся ни на миг?
Он кивнул, зачарованный.
— Да, чувствую! Чувствую!
— Так вот, пока оно бьется, тук-тук-тук, ты можешь видеть и слышать, ходить, смеяться и плакать, есть и пить, просыпаться по утрам, ощущать солнце и ветер. Когда я говорю «жить», я имею в виду способность видеть и слышать, ходить, смеяться и плакать. Но ты ведь не раз видел, как вещи стареют, изнашиваются и ломаются? Тачка или бетономешалка, например? Ну так вот, мы, все мы, у кого в груди бьется сердце, — все до единого, Тим, все до единого! — мы тоже постепенно стареем, устаем и изнашиваемся. В конце концов внутри у нас что-то ломается, и сердце, сейчас стучащее под твоей ладонью, останавливается, как часы, которые не завели. Это случается со всеми нами, в свой срок. Кто-то изнашивается быстрее, кто-то медленнее, иные из нас заканчивают жизнь в результате несчастного случая — авиакатастрофы или чего-нибудь вроде. Никто из нас не знает, когда настанет наш конец. Это просто происходит однажды, когда мы совсем изнашиваемся и слишком устаем, чтобы продолжать жить. Когда останавливается наше сердце, Тим, мы перестаем жить. Мы лишаемся способности видеть и слышать, ходить, есть и пить, смеяться и плакать. Мы умираем, Тим, мы уходим из жизни, и нас кладут туда, где мы можем лежать и спать бестревожным сном, под землю, на веки вечные. Это случается со всеми нами, и бояться смерти не надо, она не причиняет боли. Это все равно что заснуть и никогда не проснуться — а ведь мы не чувствуем никакой боли, когда спим, правда? Спать всегда приятно — на кровати ли, под землей ли. Нам нужно лишь наслаждаться жизнью, покуда мы живы, и не бояться смерти, когда придет наш конец.
