— подсказало вредное своей услужливостью подсознание. Виктор Ильич нервозно отмахнулся от неуместной «подсказки». Уж в чём в чём, а в подлинности данного письма нет и толики сомнения.
«А мог ли он заставить кого-то написать письмо под диктовку?» — снова подкинуло подсознание.
— Да я же помню его почерк со школы! Что за бред в башку лезет! — психанул смотритель и с остервенением скомкал письмо. Почерк письма не имел даже отдаленного сходства с каллиграфическим почерком с правильными округлостями букв, которым «писал» Виктор Ильич. И сомнение в подлинности почерка в письме против желания и здравого смысла закралось в смятенную последними происшествиями душу смотрителя.
Он позвонил Надежде Олеговне.
— Алло? — услышал Виктор Ильич заспанный и родной голос. Сердце сжалось: он её разбудил. Олух!
— Это я, — сказал он и представил, как она вскакивает на кровати.
— Витя? Что стряслось?!
— Стряслось. Извини, не дождался утра. Я олух!
— Хватит молоть чушь, Виктор! Говори.
— Скажи, где находятся рукописи твоего сына… те, что он писал авторучкой? Мне важно их увидеть.
— Их нет…
— Как нет?
— Так! У него был пунктик: перенеся текст в компьютер, он устраивал из рукописи костёр… и радовался этому, как ребёнок.
— Господи…
— Объясни мне, что всё-таки происходит?.. Ты продолжаешь писать новый роман?
— Я не могу по телефону… Неужели у тебя ничего нет?!
— Нет. Хотя постой… у меня где-то есть рассказ… ксерокопированный. Мой… ммм… его отец однажды втихаря снял копию на память.
— Я прилечу первым же рейсом! — воскликнул Виктор Ильич.
— Не прилетишь. Я прилечу к тебе. И не спорь. Я имею право знать, что там у тебя происходит… Как-никак Юра мой сын!
— Хорошо. Только не забудь рассказ.
Виктор Ильич захотел выпить «валокордина», но, вспомнив о фармакологических свойствах (в частности: о гипнотическом эффекте), передумал. Лучше трезво (и резво!) оценивать ситуацию, чем под лёгким кайфом и с убийственно заторможенным спокойствием. И слово «убийственным» — не фабула, а самая что ни на есть возможная развязка всей этой чёртовой истории. Кто знает, на что способен древний стол? А вот сто грамм водки пошли бы впрок… Где только взять среди ночи?
Смотритель вернулся в кабинет-студию.
Три обгоревших листка по-прежнему лежали по правую сторону от центра стола. Если это действительно галлюцинация, то неправдоподобно затянувшаяся. Оторопь сковала ноги, и приблизиться к столу мужчина, успевший юнцом нюхнуть пороха войны, не в силах был себя заставить. Не знал, что делать. Ночное время сжимало свою пружину, поджидая момент максимального напряжения, чтобы разжать её и выстрелить в небо солнечным диском, дать миру очередной день. Всё естество Виктора Ильича противилось желанию сесть за стол, за поганое бузиновое проклятье. А стол манил… манил, отзываясь в самой-самой глубине души тонким звуком забытой кувиклы. И звук тот отчего-то не прибавлял спокойствия: немузыкальный он был, ничего общего с русской флейтой.
