Относится к подлежащему репрессии и следующий контингент:
Изобличенные следствием и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас казачье-белогвардейских повстанческих организаций.
Об этом в общих чертах уже было. Перед нами какая-то мутная тавтология с вариантами. Господи, какие казачье-белогвардейские повстанцы в 1937 году? Но нет сомнения, что раз о них зашла речь, то они будут. Правда, их будут не ликвидировать, а наоборот, создавать - под пытками на допросах в лубянских и сходных кабинетах. Но они - будут. Ибо есть решение пошерстить и казаков очередной раз. Но тут ничего удивительного - мало ли что там создавали таким способом и до, и после этого. Но следует обратить внимание на саму словесность. Лица, "изобличенные следствием и проверенными агентурными материалами", да к тому же еще "ликвидируемые сейчас", тоже отнесены к контингенту, подлежащему репрессированию, а не суду, - и это никого не удивляет: ни автора приказа, ни адресатов. Не удивило бы тогда и многих других, к делу непричастных, но читавших газеты и слушавших радио. Многие находились во власти такой декламации.
Но вернемся к репрессиям. Репрессированию, согласно различным пунктам приказа, подлежат, оказывается, и "элементы этих контингентов, находящиеся в данный момент под следствием или в ожидании суда в тюрьмах, а также уже отбывающие наказание в лагерях". Можно было бы воскликнуть, как Твардовский: "что про что?", но мы уже знаем, что в лагерях это значило расстрел. Дальше голос наркома обретает металл.
Перед органами государственной безопасности стоит задача - самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ от их контрреволюционных происков и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства.
Как видно из следующего абзаца, "именно в связи с этим (видимо, с тем, что "установлено") и произносится "ПРИКАЗЫВАЮ". И приказывается в сроки, которые мы уже упоминали, начать означенную "операцию".
Важен для нас (и для автора) не этот абзац, а тот, что перед этим "ПРИКАЗЫВАЮ". Не зря же каждая строка в нем подчеркнута - в нем ставится задача.
Интересен в этом месте сам язык приказа. Обо всем говорится так, словно враг у ворот и готовится к штурму осажденной крепости. Он требует проявлять осторожность, организовывать специальные группы захвата, словно атака готовится не на мирные дома и квартиры, а на боевые партизанские караулы. Такую атмосферу создает и поддерживает этот приказ. Вместе с газетами и радио тех дней он подменяет в сознании людей реальность, в которой они живут, фантастическим бредом. И реальные, даже дикие и жестокие действия власти могут восприниматься (и часто воспринимаются) людьми в каком-то фантастическом свете, не вызывая должной реакции. Буйство бедного, болезненно-самолюбивого уязвленного сознания, лежащее в основе этих деяний и событий, начинает выглядеть таинственно, интересно и даже грандиозно.
