— А отца у меня убили в Нобелевских мастерских.
Матрос прижал Кольку к себе.
— Пришлось же тебе хлебнуть горя! А за что… отца?
Колька коротко всхлипнул.
— Мама рассказывала, что он говорил рабочим: надо обшивать броней буксиры, баржи, флот готовить, белых весной гнать от города. А его из-за угла… наповал…
— Ух, гады! — стиснув зубы, процедил матрос и так прижал Кольку, что у того дыхание сперло. В лихой голове матроса мгновенно промелькнуло: Питер. Широкая булыжная Лиговка…
Семья машиниста Костюченко жила в подвале хмурого шестиэтажного дома. Поутру маленький Глеб залезал на подоконник и подолгу просиживал в ожидании солнышка. Проголодавшись, он спускался к стае таких же голодных братишек и сестренок, торопливо проглатывал еду и спешил занять свой сторожевой пост, боясь прозевать солнечный луч.
А потом пришло большое горе — умер отец.
Потрясенная смертью мужа, мать Глеба, робкая женщина, растерялась. От больших переживаний у нее стала трястись голова.
Она скрывала от детей, что ходила по дворам и просила Христа ради.
Позже, когда Глеб вырос, он поклялся: всю жизнь бороться за то, чтобы не было на свете унижения и нищеты.
— А ты леденцы любишь? — внезапно спросил матрос, заглянув в глаза Кольке. — Э-э! Тебе тоже не часто их есть приходилось, — голос его посуровел. — Может это к лучшему. Горького хлебнешь, век помнить будешь, а от сладостей — зубы портятся.
Он потрепал Кольку по плечу.
— Холодный ты, браток, как окунь морской!.. Петро, — позвал он своего напарника. — Дело есть. А ты, парень, не робей! Отец-то у тебя солдатом революции был, понимать надо! Так ежели ты настоящий солдатский сын, привыкай нюхать порох. Выше голову! Пускай всякая шваль падает и духом, и брюхом. Скоро мы им надраим! За нами, браток, не пропадет. За всех отплатим. Помяни слово балтийца: что контре причитается — все получит сполна.
— Чего звал? — подбежал пехотинец.
— Да вот одного окунька пристроить надо, — сказал матрос.
Но тут непредвиденное обстоятельство заставило их обоих на время забыть о Кольке.
По трапу, тяжело дыша, поднялся пожилой человек в зимнем пальто и круглой теплой шапке. Он мельком взглянул на пехотинца, внимательно на матроса, с некоторым удивлением на Кольку и строго спросил:
— Кто здесь начальник? Кто распределяет?
— Я, — глядя на незнакомца, выступил моряк. «Ишь вояка — наган с левой стороны нацепил».
Незнакомец не обратил внимания на холодный прием. Он резким движением сорвал с носа пенсне.
