Если мне суждено попасть живым в руки врага, буду притворяться простым солдатом, решил я. Хотя, скорее всего, это бесполезно. В отличие от соотечественников я все еще носил длинную офицерскую шинель (когда к нам в батальон привезли короткие, подбитые мехом полушубки, я был в разведке на Дону и не получил новое обмундирование). Кроме того, я продолжал носить ремень с кобурой. Таким образом, во мне слишком легко узнавался офицер даже без звезд. Тем не менее я снял их, с трудом шевеля онемевшими на холоде пальцами.
Я провел на войне уже достаточно много времени, но до сих пор мне ни разу не приходило в голову, что я могу пойти на такое кощунство. Только близость опасности толкнула меня на воистину ужасный шаг, и память об этом проступке навсегда останется со мной. В том случае - а, увы, будут и другие - мною руководила непреодолимая сила, называемая инстинктом самосохранения.
Позже я искренне раскаялся и решил, что если попаду в плен, то немедленно сам объявлю всем о том, что я офицер, а майор Беллини подтвердит. Но это было плохим утешением. Моя память хранит все, даже те факты, которые хотелось бы забыть.
А тогда, чтобы завершить выполнение моего трусливого плана по спасению своей шкуры, я разорвал все свои документы. Помимо этого, я уничтожил или закопал священные реликвии, которые всегда носил с собой, - их мне дала мама перед отъездом на войну. Мне было страшно представить, что они могут попасть в руки большевиков.
* * *
Затем, еще раз проверив пистолет, я уселся на снег в ожидании атаки противника. Мысль о смерти меня уже не слишком пугала.
Хотя это было не совсем так. Что-то в глубине моей души яростно протестовало против перспективы близкого конца. Я пытался представить себя хладным трупом, медленно остывающим на снегу, но не мог. Даже удивительно, как крепко человек цепляется за жизнь. В прошлом мне неоднократно казалось, что мысль о смерти меня не особенно тревожит. Но всякий раз, когда я смотрел костлявой в лицо, выяснялось, что мне отчаянно хочется жить. Я много анализировал Собственные мысли и чувства, часто наблюдал за поведением других людей и пришел к выводу, что даже самые отчаянные смельчаки, совершающие безрассудные поступки, всегда надеются остаться в живых. Жажда жизни неизменно остается в душе, ее невозможно оттуда изгнать.
Я это чувствовал.
Я старался не думать о смерти, настроить себя на безразличие ко всему окружающему, но не мог.
* * *
