И Федра с вами в лабиринт сойдет,
Вернется с вами или смерть найдет.
Я был слишком осторожен, слишком глубоко укоренен, слишком укутан в свои воспоминания и книги. «Кто хочет спасти свою жизнь, расстанется с ней». Ты расстался с ней. Ты потерял — кто знает? — годы счастья.
Что помешало мне продать квартиру моих родителей в Биаррице после того, как они навсегда покинули ее и она стала не более чем слишком просторным пристанищем холостяка. Возможно, это было почти животное пристрастие к одиноким убежищам — деревья, хижины, землянки, крепости — восходящее к детским играм в Робинзона. И если этот выбор стал, как я уже сказал, косвенной причиной ухода Летиции и конца нашей любви, это значит, что Робинзон в моей душе окончательно и безоговорочно взял верх над Ромео.
Но Робинзон не безоговорочно приговорен к одиночеству. Даже если не вспоминать о «швейцарском Робинзоне» с женой и четырьмя сыновьями — есть Пятница. Из Летиции бы получился вполне приемлемый Пятница — хотя, не придерживаясь сюжета, она сама, без сомнения, превратила Робинзона в раба. Впрочем, если выбирать ей имя в честь дня недели, я бы назвал ее Воскресенье. Она была и была бы до сих пор, если бы осталась рядом со мной, самой прекрасной моей причиной жить вдали от людей — все человечество в одном лице. Но я говорю — как Альцест! — Леа не лучше Селимены вынесла бы жизнь в мире, сведенном к двум существам. Лишь при сильнейшей страсти, страсти убийственной, можно выдержать этот разреженный воздух, не позволяющий оторваться от губ другого, чтобы вдыхать лишь его дыхание — в каком-то смысле через его бронхи.
Но нет. Страсть может и не быть удушающей. Кто-то — точнее Ален Финкелькраут — написал книгу под прекраснейшим названием «Мудрость любви». Я всегда считал — хотя и не имел случая в этом убедиться — что страстная влюбленность может проникнуться мудростью. Прежде всего, дав себе то, чего больше всего не хватает страсти — время. Однако у нее может быть время, только если у нее есть пространство. Хорошо темперированная страсть — если это не утопия, столь же невообразимая, как союз воды и огня, — страсть, умеющая хитрить с собой, сдерживаться, чтобы дольше длиться, предполагает между любовниками расстояние, часто представляющуюся возможность вести отдельную жизнь. Но отдельную при близости, с возможностью опять встретиться, как только этого пожелаешь. Вот почему, как я уже сказал выше, я всегда представлял дом, в котором мне хотелось бы жить с Лэ в Солони, на Мартинике или в других краях, очень большим — еще больше дома в Биаррице. Иногда я предавался и более безумным мечтам.
