Но наконец я истощил свои возможности. Нельзя долго нести свою любовь на вытянутых руках. И одно из этих лекарств от любви, на поиски которого я столь тщетно пускался несколько раз в моей жизни, чтобы не страдать, произвело теперь, когда я больше не пытался, на меня свое действие: речь идет о страхе или впечатлении беспокоящей странности, которое может вдруг внушить нам любимое существо. За две-три недели до того момента, к которому возвращает меня это воспоминание, я уже с удивлением обнаружил в спортивной сумке (такую я никогда у нее не видел), пару туфель на высоком каблуке, колготки в сеточку и даже кожаный ошейник.
Потом был тот случай, в котором сыграли роль ее зубы. Однажды ночью, в первую ночь, проводимую вместе после одного из ее исчезновений на несколько дней, каково было мое удивление, когда я почувствовал, засыпая, что ее рука шарит по моей груди и, как будто разочарованная тем, что находит лишь плоские грудные мышцы, спасается бегством, как боязливый зверек. Я повернулся к ней: ее дыхание было ровным, она явно спала или дремала. Я сразу подумал, что во сне она приняла меня за ту, с кем провела прошедшие ночи — и это женщина. Но следующей ночью я внезапно проснулся от резкой боли: ущипнув мою грудь до крови, она стала кусать правый сосок своими прекрасными белыми зубами. Сделала она это бессознательно, как лунатик, или бодрствуя? Зная, что это я, или принимая меня за кого-то другого? Выяснить это невозможно: я испустил такой вопль, что, когда я зажег свет, она уже, естественно, проснулась. Она не дала никакого объяснения и ушла в гостиную выкурить сигарету. (В жанре недоразумений, она уже зашла довольно далеко в прошлом месяце, несколько раз по ошибке назвав меня именем одного из своих антильских друзей, Дени или Даниэля: и хотя она клялась мне, что между ними ничего не было, это было довольно неприятно. Несколько раз она совершенно явно сделала это нарочно.)
Но наконец этот садизм укусов в сочетании с таинственными предметами туалета женщины-вамп, уже найденными мной, довели меня до ручки. Тем более, она больше не просила у меня денег, а значит, ничего мне не говоря, нашла новое выгодное занятие. Я вдруг представил ее как «госпожу», как юную и дикую Жанну де Берг, и мороз прошел у меня по коже, ведь обладая вполне широкими взглядами и безграничной терпимостью ко всякого рода сексуальным причудам, я никогда не находил ничего привлекательного в страданиях и в тех, кому приятно их доставлять или принимать. И напрасно, много времени спустя я расспрашивал ее о том, как было на самом деле — но я так и не узнал ничего в точности.
