Литературная Газета, 6397 (№ 51/2012) | страница 56
У теоретиков перестройки выходило, что частный собственник с его инициативой был чуть ли не главной целью пролетарской революции. Кричащее противоречие, но оно в те годы мало кого смущало. Общество, утомлённое товарным дефицитом, видело спасение в переиздании НЭПа[?] "Разгром НЭПа" трактовали как преступление сталинизма.
Многие при этом лукавили: НЭПом хотели побить "командно-административную систему", Лениным - Сталина и Брежнева, чтобы, расшатав ситуацию, потом сдать в утиль и Ленина, и НЭП.
Но некоторые и впрямь верили в НЭП как в "норму жизни", к которой следует стремиться. Скажем, писатель Анатолий Рыбаков, который, в отличие от других запевал перестройки, никогда не отказывался от Ленина и Октября, не принял гайдаровские реформы, а о НЭПе вспоминал неизменно идиллически: "За два года всё неузнаваемо изменилось. За два года! Отменили продуктовые карточки. На Арбате открылись частные магазины. Было всё!.. Страна, разрушенная за семь лет войны белыми, красными, зелёными - какими хочешь, - оправилась в считаные месяцы, восстанавливалась, поднималась".
Но почему же слово "нэпман" быстро превратилось в ругательное? Неужели пропаганда расстаралась?
Самые объективные участники событий тех лет к НЭПу подчас относились как к необходимому злу, но никогда - как к благу. НЭП не давал ходу тем, кто верил в идеалы социализма, кто готовил себя к бескорыстному труду, к самосовершенствованию, к подвигу.
НЭП вызывал эмоции, которые легче всего выразились в известном риторическом вопросе: "За что боролись?" Когда Леонид Утёсов пел: "За что же мы боролись, за что же мы страдали?.. Они же там жирують, они же там гуляють[?]" - все понимали, что это про нэпманов.
Стоит ли НЭП доброго слова?
Первая мировая, которую называли Второй Отечественной, две революции, Гражданская война, интервенция и эмиграция. В результате - нехватка специалистов, ясные представления о стратегической цели и смутные - о ближайшей тактике и практике. В начале 20-х у государства не было ресурсов, чтобы существовать без частников. Без них не победили бы разруху и голод. Энтузиазм и насилие - надёжные инструменты, с их помощью возводили фундамент Советского государства. Но без компромисса с элементами старого порядка, без нэпманов невозможно было восстановить хозяйство, одеть и накормить обнищавшую страну.
Государство не может в мирное время существовать в режиме чрезвычайного положения - и поэтому такие явления, как продразвёрстка, нужно было отменять. Гражданская война доказала, что большевики - это сила, железный кулак. Но хозяйственные задачи - это электрификация, это восстановление и расширение производства. С этим нужно было справиться всем миром, государственным усилием. А вот в торговле, в мелком производстве, на рынке услуг без частника было не обойтись. К тому же СССР в 20-е годы был крестьянской страной. Продразвёрстка показала, что содружество "казённых" пролетариев и крестьян-собственников - это иллюзия. Власти приходилось отступать, усмиряя марксистский радикализм.