«Ох уж эти женщины, — подумал Шажков, с удивлением и нежностью поглаживая Софьину кисть, — ничего не боятся, никого не стесняются».
Четвертую часть американец, как показалось Валентину, запорол. Самую русскую из тем концерта он проиграл с эллинским спокойствием и презрением, душевный надлом представил как досадную неполадку, как сломанную игрушку: чинить накладно, да и вряд ли возможно, проще новую купить.
Но в целом здорово играл американец. «Молодец», — подумал Шажков.
— Ну как? — спросил Валентин Софью, когда отгремели аплодисменты.
— Мне очень понравилось, — сказала Совушка, — я слушала твоими ушами и много нового услышала.
— Общечеловеческие, шекспировские страсти этот пианист понимает, — возбуждённо сказал Шажков, — а вот русские — нет.
— Так ведь не русский он, — засмеялась Совушка, крепче взяв Валентина под руку. — Это ты у меня русский, даже слишком. Пошли, послушаем, что скажет Лариса Яковлевна.
— И внук её Максим, — усмехнувшись, добавил Шажков.
Бабушка с внуком нашлись не сразу. Максима послали в туалетную комнату, из которой он вышел недовольный со словами: «Чтоб я когда-нибудь закурил». «Посмотрим», — подумал Шажков. Лариса Яковлевна, восхищенно жестикулируя, говорила:
— Вот вам, Валентин Иванович, западный стиль игры: без истерик, знаете ли, без надрыва.
Шажков сочувственно покивал, не желая развивать полемику, и спросил Максима: «Тебе понравилось, Макс?»
— Хорошо, только очень громко.
— Ну, привыкай. Подрастешь, будешь вживую слушать рок. Там погромче бывает.
— Там все время громко, можно привыкнуть. А здесь — неожиданно громко.
— А ты кем хочешь быть-то, — переводя разговор на другую тему, спросил Шажков.
— Ещё не решил, но скорее всего — пианистом.
Лариса Яковлевна и Совушка переглянулись и засмеялись.
— Только я бы по-другому сыграл, — раздухарившись, продолжал мальчишка.
— А как? — хором спросили женщины.
— Я бы, — Максим торжествующе оглядел всех, — оркестр сделал в два раза тише, а лучше бы совсем выключил.
— Ну-у, Максимыч, — разочарованно протянул Валентин, — во втором отделении ведь вообще фортепиано не будет, один оркестр. Если его выключить, будем слушать тишину.
— Какое прекрасное произведение мы сейчас будем слушать! — восхищенно цокнула языком Лариса Яковлевна. — Ну вы тут, мужчины, поговорите, оботрите, как говорят в современном мужском кино…
— Перетрите? — уточнил Шажков.
— Да-да, перетрите тут, а у нас с Софьей Михайловной деловой разговор есть.
— Сегодня воскресенье, — вполголоса проворчал Валентин, но его услышали: «Ай-ай, Валентин Иванович, мы же и по женским делам идем».
