И четверо мальчиков направились к лестнице, ведущей на крепостную стену.
Пока они поднимались по крутым ступеням наверх, идущие впереди Дом и Филипп вели между собой разговор на окситанском языке.
— Одумайся, Дом, остановись! — сказал очень бледный Филипп. — То, что ты делаешь, — безумие! Оскорбление нанесено тобой и, возможно, если ты извинишься…
— Извиниться? Кровь Господня! Да никогда в жизни! Я могу повторить тысячу раз все, что было сказано мною! Герцог Черная Роза — чудовище, монстр, заливший вместе с Монфором кровью невинных весь Лангедок! Он — убийца, насильник женщин и детей, гнусная, омерзительная скотина! И эти двое вполне под стать своему господину…
— О Боже, если бы я остался с лошадьми… — пробормотал как бы про себя Филипп.
— Да, я прекрасно знаю, что ты бы сразу бросился к моему отцу. Поэтому внизу и остался Пьер, — он-то не предаст меня, как сделал бы ты.
— Послушай, Дом. Этот оруженосец выше тебя и явно сильнее… И потом, потом — он… он…
— Ну, договаривай! — гневно промолвил Дом. — Он — мужчина, ты это хотел сказать? А кто я? В его глазах я — жалкий мальчишка, деревенский увалень, умеющий размахивать только деревянной палкой! Но я заставлю его изменить обо мне мнение! Он не знает, что мой отец давал мне уроки с трех лет, не знает, что я и с вами каждый день упражняюсь по нескольку часов… Не знает, что сам граф де Монсегюр — лучший меч Лангедока! — сказал, что я — достойный для него противник, и что только мужской силы не хватает моим рукам, а в ловкости и проворстве мне нет равных!
— О чем это они там переговариваются? — спросил Жерар Жан-Жака.
— Видимо, совещаются, какую тактику выбрать в поединке, — насмешливо отвечал его друг. — Щенок, конечно, не трус. Но вряд ли этот деревенщина знает больше пяти самых простых приемов! Вот увидишь, — я уложу его на первой же минуте! И, на крайний случай, — прибавил он с кровожадной радостью, — у меня есть ещё венецианский удар монсеньора!
— Жан-Жак! Убивать сына графа де Руссильон, в его собственном замке… это очень плохо пахнет!
— Ты что, не помнишь, что говорили монсеньор и граф де Брие о Руссильоне? У него нет сыновей, одни дочери!
— Тогда… тогда как же этот мальчишка называет себя графским сыном… и как ты ему поверил? Ты же не можешь драться неизвестно с кем! — недоумевающе воскликнул Жерар.
— Ты не понимаешь, простак? — Ухмыльнулся парижанин. — Этот щенок — графский ублюдок, прижитый им от какой-нибудь замковой потаскухи! И, голову даю на отсечение, у Руссильона он не один — наверняка, целая дюжина. Так что невелика потеря. А я решил все-таки биться с ним, потому что он, во-первых, страшно оскорбил меня и монсеньора, и, во-вторых, в этом юнце все-таки течет графская кровь — пусть и наполовину!
