— С мамашей тоже неплохо, — согласился Вересов. Они замолчали и думали каждый о своем.
— Когда спецы приедут? — не выдержал Женя. — Что же, мы должны сидеть и ждать?
— Что еще делать? Ждать, конечно. Может, они до нас к вечеру доберутся, а может… прямо сейчас.
— Маразм!
— Ладно, не кипятись. Куда тебе спешить?
После обеда в лагерь явились два милиционера, голодные, грязные и злые. Они приехали на мотоцикле, который им пришлось оставить внизу у дороги.
— К вам не доберешься. Чуть ноги не поломали.
Приезжие поговорили с каждым по отдельности и попросили дня два-три никуда не отлучаться.
Спрашивали они у всех одно и то же. Не видел ли кто в горах посторонних и отлучался ли кто-нибудь из лагеря в прошедшие трое суток. Посторонних никто не видел. А отлучился только один человек — Гоша Марков, которого отправили в больницу.
Милиционеры жутко устали. Они задавали свои вопросы только по обязанности. Вересов не заметил ни у одного из них хотя бы искорки интереса. Поэтому сказал то же, что и все.
Стражи порядка покинули лагерь уже в сумерках.
— Что ж ты им про голуб-явана не рассказал? — потешались альпинисты над завхозом. — Надо было доложить, сколько он у тебя банок с консервами выпотрошил.
Тот добродушно огрызался.
— Отстаньте, черти! Хотите из меня посмешище сделать?
— Какой тут смех? Тут самое настоящее хищение. Сколько ты орал на всех? Пусть бы спецы разбирались. И про капканы надо было рассказать. Может, они бы у тебя опыт переняли.
Капканы и консервные банки стали гвоздем программы за ужином, который сопровождался оглушительными взрывами хохота.
— Хватит вам зубы скалить, — возмущался завхоз. — Дурачье! Что вы жрать будете, если я это дело пущу на самотек? Я отвечаю за продукты. Вам лишь бы посмеяться, а у меня — ответственность.
Илья промолчал о своих предположениях насчет завхоза и банок. Если это его рук дело, вряд ли он помнит. Разве что какая-нибудь встряска, как у Маркова, случится. Странно устроен человеческий мозг.
Ночью, лежа без сна, Вересов думал о золоте. Правильно ли он поступил, что промолчал? Но… его ведь о самородке никто не спрашивал.
— Илья… — Голдину тоже не спалось. — О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Наверное, Варьку свою вспоминаешь? Вересов презрительно фыркнул.
— Делать мне нечего!
— Она у тебя красивая… Слушай, сколько ты можешь без женщины обходиться?
— Сколько надо, столько и могу.
— Врешь!
— Да спи ты! — рассердился Илья. — Исповедник! Но Голдин ничуть не испугался.
