Савенко развернул бумагу и загрустил. Береговые радиоотряды подчинялись непосредственно Военному совету флота, минуя разведывательный отдел штаба флотилии. Контр-адмирал Смирнов, чья подпись красовалась внизу документа, был правой рукой вице-адмирала Трибуца — командующего Балтфлотом. Жаловаться дяде на действия контр-адмирала было, как минимум, бессмысленно, а как максимум — небезопасно.
— Вас трое? — зачем-то спросил Савенко, хотя это и так было очевидно.
— Так точно, — еще шире улыбнулся Гусев. — Младший лейтенант Бобров, сержант Круминьш. Вот наши документы, пожалуйста.
«Какой вежливый», — с неприязнью подумал Савенко. Он и сам не знал, чем вызвана эта неприязнь — то ли невозможностью сплавить радиоразведчиков на другой катер, то ли белозубостью и розовощекостью здоровяка Гусева. Документы лейтенант просмотрел очень внимательно — они, впрочем, оказались безупречны.
— Мы отшвартовываемся через час, — сказал он Гусеву. — Свободных мест на катере нет, все занято грузом, поэтому никакого комфорта не обещаю. Разместиться можете у лебедки трала. А еще не худо бы помочь в погрузке мешков, если, конечно, это не помешает выполнению особо важного задания.
Если Гусев и заметил его колкость, то виду не подал.
— Поможем, товарищи? — улыбнулся он своим спутникам. Коротко стриженый, похожий на боксера Бобров едва заметно пожал широченными плечами. Флегматичный сухопарый Круминьш согласно кивнул.
— Ага! — воскликнул боцман, щелкая гирькой. — Да тут у тебя недовесу два кило! Что ж ты мне, складская твоя душа, будешь рассказывать про то, что у тебя все точно как в аптеке и сестра в Ленинграде голодает? Эдик, два ж кило недовесу!
Интендант покрылся холодным потом.
— Не знаю! — забормотал он, подскакивая к мешку и пытаясь его приподнять. — Честное слово, не знаю, почему так вышло! Должно быть, мыши съели.
— Мыши? — спросил Савенко, холодея от внезапно подкатившей к горлу ненависти. — Мыши, которые муки поели, а потом из мешка вылезли и аккуратно его за собой завязали? А может, у этих мышей еще и погоны на плечах, а, ворюга?
Он подступил к интенданту, нашаривая на поясе пистолет. Интендант, став матово-белым, как статуи в Эрмитаже, присел на корточки и закрыл лицо руками.
— Сейчас я его грохну, — сказал Савенко, — и пусть меня потом трибунал судит. Потому что из-за таких, как он, на той стороне люди от голода умирают.
— Погоди, Эдик, — боцман обхватил его сзади за плечи, не давая вытащить пистолет. — Сейчас Журов в комендатуру сгоняет, и разберемся как следует, по закону. Пусть лучше трибунал эту гниду судит, чем тебя.
