. С надеждой на понимание
остаюсь, искренне Ваш
К. Ф. Спенсер.
Одно вложение.
Он отправил письмо сразу, после того как закончил делать уроки, и вернулся с почты, исполненный духовной гордости.
На следующее утро, зайдя на перемене в кондитерскую, он застал там Томаса, который покупал булку.
— Привет! — сказал Томас.
После честной и жаркой драки он всегда проникался к противнику братской любовью и самым искренним уважением.
— Привет! — ответил Спенсер после короткого молчания.
— Ну, в общем, — сказал Томас.
— Чего?
— Ну, в общем, мы ведь не пожали друг другу руки?
— Вроде нет.
Они обменялись рукопожатием. Спенсеру подумалось, что Томас не такой уж плохой малый.
— Ну, в общем, — продолжал Томас.
— Чего?
— Извини за бассейн. Не знал, что ты не любишь, когда тебя кунают.
— Да ладно, пустяки, — неловко отмахнулся Спенсер.
Пауза.
— Ну, в общем… — сказал Томас.
— А?
— Чего сегодня вечером делаешь?
— Ничего особенного. А что?
— Может чаю выпьем?
— Ладно. Спасибо.
— Я буду ждать у корпуса.
Вот тут-то Спенсер и пожалел, что отослал назад перевод. Целых пять шиллингов.
Просто взял и выкинул на помойку.
О жизнь, жизнь!
Однако в мире все же есть справедливость. На следующий день за завтраком Спенсер обнаружил на столе письмо следующего содержания!
Дж. К. Ширн (отец Т. Б. А. Ширна) и П. У. Ширн (брат вышеупомянутого) получили письмо мистера К. Ф. Спенсера от вчерашнего числа и уведомляют, что искренне восхищены его заботой о подвздошках мистера Т. Б. А. Ширна. По их мнению, он, при всех своих замечательных качествах, нуждается в регулярных напоминаниях подобного рода. Посему мы отсылаем денежный перевод обратно И прикладываем еще один на ту же сумму в надежде, что мистер Спенсер не откажется их принять.
Дж. К. Ширн.
П. У. Ширн.
Два вложения.
— Ну ясно, — пробормотал Спенсер, закончив читать письмо. — У них вся семейка чокнутая.
Тут его взгляд упал на денежные переводы.
— И все же… — сказал он.
В тот вечер за чаем он угостил Фипса и Т. Б. А. Ширна со всей мыслимой щедростью.
Данстейбл очень хотел заполучить автограф мистера Монтегю Уотсона, но вовсе не потому, что восхищался книгами этого джентльмена.
Его не трогало, что критики считали Уотсона самой значительной фигурой в английской словесности со времен Вальтера Скотта. Скажи ему кто об этом, он бы в обычной своей грубоватой манере полюбопытствовал, сколько мистер Уотсон заплатил критикам. Для обозревателя «Еженедельного книголюба» последний труд великого литератора, «Душа Антони Каррингтона» (издательство «Попгуди и Грули», 6 шиллингов) «каждой строкой свидетельствовал о неувядающем гении». Данстейблу, который взял книгу в школьной библиотеке (куда ее поместили по просьбе учителя литературы) и прочел первые одиннадцать страниц, она показалась дрянью, о чем он и сообщил библиотекарю.
