— Ну, само рождение я не видела. Но я так радовалась, что мисс Ардмор в тот день захворала и со мной пошла Аннабель, наша французская горничная.
— Аннабель раньше танцевала в «Фоли-Берже», — вставила Кларисса. — Только не говорите маме, иначе её могут уволить, а она наша любимая парижская горничная.
— Так вот, Аннабель повела меня в зоопарк, а там как раз только родился слонёнок. Знаете что? Они рождаются стоя!
— Быть не может! — воскликнул Стэнниш Уилер.
— На самом деле не совсем так, — поправила сестру Кларисса. — Я посмотрела в «Естественной истории экзотических животных», там сказано, что слонёнок обычно встаёт на ноги примерно через час после того, как родится.
— Но он всё равно был ещё вымазан в чём-то кровавом, и у него пуповина висела, — восхищённо прошептала Этти.
Лайла, казалось, умирала от скуки.
— Может быть, пора закончить перерыв? — зевнув, сказала она. — Я уже тысячу раз слышала про этого слонёнка.
— Нет, не слышала! — твёрдо ответила Этти. — Потому что мне вечно запрещают про это рассказывать.
— Почему же, Этти? — спросил мистер Уилер, присев на корточки и поправляя юбку малышки. При этом он незаметно повернулся в сторону двери, за которой стояла Ханна, и подмигнул. У Ханны кровь прилила к лицу, и она собралась было отойти, но художник покачал головой. Девочка снова ощутила мощь течения, которое их загадочным образом связывало. «Кажется, он почувствовал, что я здесь, ещё до того, как увидел», — подумала она.
— Мне говорят, о таких вещах рассказывать неприлично, — ответила мистеру Уилеру Этти. — Но это же рождение! Сами подумайте: если рождаться — это неприлично, то где бы мы все были?
Ханна зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться. Она заметила, как в уголках глаз мистера Уилера появились весёлые складочки и как блеснули его белые зубы. Он опять посмотрел на неё. На удивление восхитительно было вот так, тайком, радоваться вдвоём одной и той же шутке.
Художник интересно расположил девочек для картины. На переднем плане были Кларисса и Этти. Этти сидела на полу, ближе всех к Уилеру, вытянув ноги и обнимая одну из своих плюшевых игрушек. Кларисса стояла в нескольких шагах от неё, а на заднем плане Лайла томно склонялась к огромной вазе. Ханну чуть не захлестнула зависть, когда она увидела, что макушка Лайлы касается той волны, через которую пробивается рыбий хвост.
Она понимала, что это глупо: ведь Лайла была не в море. Однако своей непринуждённой позой она как будто заявляла свои права на него. Лайла одна позировала в профиль, не глядя на художника. Все три сестры были в домашних платьях разных оттенков розового и сиреневого и новеньких белых передниках. Похоже, художнику предстояло навеки запечатлеть их на хрупкой границе между детством и юностью. Тут Ханна подумала, что и она сейчас в таком же возрасте. Но насколько другая у неё жизнь! Ей надо работать и привыкать к трудностям.
