Причем убедить главное управление в необходимости всех инфраструктурных трат в местной системе координат оказалось практически невозможным. Давить по каждому пустяку через ЦК КПСС не рекомендовалось, это должно было быстро надоесть (со всеми вытекающими последствиями). И без того мне обеспечили режим максимального благоприятствования, на который в новорожденном шестом главке[56] поглядывали… мягко говоря, косо.
Положение спас добрый совет Шелепина, которому я отправлял фельдъегерской почтой краткие еженедельные отчеты, — тот надоумил взять на работу приличного снабженца. Новичкам везет — довольно быстро мне удалось переманить с Московского электролампового завода человека со статусным ФИО — Федосей Абрамович Шварц. Полезнее было только изобретение каменного молотка неандертальцем Рррых. С материальными ценностями НИИ начали происходить обыкновенные и весьма полезные чудеса.
Оказалось, что мои привычки две тысячи десятого года были для СССР в корне неправильными и даже откровенно вредительскими. К примеру, я был уверен, что железка, пролежавшая на складе хотя бы пару месяцев, по сути своей враг и подлежит казни через распродажу. Но в мире кривых зеркал, по недосмотру названном экономикой социализма, нужно было хомячить к себе все, что подворачивалось под руку, без оглядки на безразмерный безналичный счет. Именно такие запасы становились — ха-ха! — единственным способом выполнить план (для обычного предприятия), добиться прогресса (в моем уникальном случае) и удовлетворить любопытство за государственный счет (гипотетический вариант НИИЧАВО).
Думать о стенах долго не пришлось. Была у меня «безумная» идея, когда родители строили коттедж. Но тогда отец зарубил ее по финансовым соображениям. Ракушечник, дивный для Урала материал, оказался слишком дорог. Но почему бы не использовать его сейчас для внутренней отделки НИИ, раз гипсокартона еще не делают?[57] Хороший материал, в Екатеринбурге им изнутри отделан Театр юного зрителя, который стоит недалеко от места расстрела Николая II. Вот только нужного сорта в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году не найти, хотя это вопрос решаемый.
В главке долго удивлялись странному заказу — три вагона (примерно 150 кубометров) крымского ракушечника. Но возражать не стали, тем более что ни дорогим, ни дефицитным этот материал в СССР не был[58]. Бюрократические жернова провернулись, и уже через месяц внутренний двор оказался заставлен поддонами с четвертькубовыми необработанными блоками.
