Неделей позже в церкви в мамином родном городке состоялись похороны. На гроб я положил небольшой букет подснежников, которые собрал возле пруда, прямо рядом с ней… Они могли вырасти из ее черных волос. Отец безутешно плакал, я вложил свою руку в его ладонь и чувствовал, как его большое тело сотрясает отчаяние. Рука отца до сих пор крепко сжимает мою, что бы я ни делал. Я чувствовал одновременно его тепло, потрясение и горе.
После похорон я снова побежал к маме, встретился с ней возле пруда, где она ждала меня каждый день, где была во всем. Я сделал там красивые тропинки из листьев и камней и маленький алтарь из веточек, сухих птичьих гнезд, насекомых и бабочек, связал букеты и сплел венки из трав и цветов — получилась очень уютная комната в саду.
Анна никогда не встречалась с моим отцом и видела дом только на редких фотографиях. Иногда она говорила, что это беспокоит ее, что это неправильно, потому что я встречался с ее родителями, спал в ее детской комнате и ел из того же голубого фарфора, что и она. Но я не думаю, что в любви существует несправедливость.
Анна заменила в моем сердце Розу, заняла там ее место. К моменту нашей встречи я давно не видел Розу, потому что наши родители перестали отдыхать вместе и мы потеряли друг друга из виду. Увидев Анну, я в ту же секунду отчетливо понял, что она — главная женщина моей жизни. Позже мне стало совсем невмоготу разрываться между Анной и Розой, мои чувства перемешались, и я уже плохо понимал, что есть страсть, а что — любовь.
* * *
Поднимаясь на эскалаторе из метро, я думал только о том, что купить на ужин, — ужасно хотелось есть.
Я мечтал о красном парном мясе, жареной хрустящей стручковой фасоли и банке сушеных грибов, стоявшей в кладовой. Шел мокрый снег. Остановившись, я поплотнее запахнул пальто. Возле перехода толпились люди, и я подумал, что случилось несчастье, но это всего лишь перевернулась газетная стойка, и я поспешил дальше. На перекрестке довольно много народу. Я почувствовал облегчение оттого, что не пришлось никому оказывать помощь.
Я заворачиваю за угол и иду быстрыми шагами. Вдалеке слышен вой сирен. Они не приближаются, но и не удаляются. В час пик транспорт продвигается с трудом, и сирены перекрывают все другие звуки.
Захожу в кафе на углу и высматриваю Анну, как обычно, в дальнем углу, представляя, что ее голубое пальто расстегнуто, а сумка лежит прямо на столе. Официант подходит ко мне с подносом, кивает, говорит, что мадам еще не пришла, и указывает на свободный столик.
