Двадцать седьмое погружение
Любое погружение на батискафе, как и любой подъем на воздушном шаре, находят отражение в судовом журнале. На воздушном шаре пилот регулярно отмечает высоту, запас балласта, температуру воздуха, кое-какие подробности подъема и, естественно, все свои наблюдения. Пилот батискафа занят гораздо больше воздухоплавателя, но и ему надлежит заносить в журнал данные о скорости погружения, количестве сброшенного балласта, температуре воды и бензина, фиксировать показания приборов. Кроме того, необходимо отмечать состояние атмосферы внутри гондолы: процент кислорода и углекислого газа, влажность, температуру и давление — последняя величина практически не меняется. Пилотирование батискафа, вообще говоря, вещь хлопотливая, особенно если в пути ко всему прочему надо еще вести научные наблюдения. Только после посадки на грунт акванавт может проникнуть к иллюминаторам.
Поэтому, как правило, научные наблюдения в пути ведет не пилот, а пассажир. Если это физик, сделанные им записи будут квинтэссенцией абстракции, а страницы журнала покрыты столбиками цифр, в которых интерес представляет лишь последняя цифра после запятой! Ему незачем даже смотреть на дно. Но если в кабине геолог или биолог, он во время погружения не отойдет от иллюминатора, занося свои впечатления на бумагу либо наговаривая их на магнитофон; он не пропустит ни одной мало-мальской подробности. Для широкой публики именно эти записи и представляют наибольший интерес. Летом 1957 года меня сопровождал в одном из погружений мой друг Роберт Дитц; он не только геолог-океанограф, но и блестящий биолог. Я привожу здесь выдержки из его отчета, составленного на основе судового журнала «Триеста»:
День выдался ясный и солнечный, море спокойно, почти неподвижно. В 15.15 начало отсчета (мы отметили его буквой «Н»), механик Джузеппе Буоно заполнил водой воздушные цистерны и шахту, но «Триест» еще слишком легок и неохотно влезает в воду. Три раза он опускался и вновь выскакивал, пока, наконец, не утихомирился на глубине слоя температурного скачка[17] — это своего рода граница морской тропосферы и стратосферы. Ниже этого слоя температура существенно уже не меняется. Это явление впервые установил незадолго до Великой французской революции швейцарский ученый де Соссюр.
Жак Пикар выпустил немного бензина; тут же равное количество воды зашло в поплавок и мы стали тяжелее. «Триест» своим весом прорвался сквозь слой скачка и начал быстро погружаться. Когда Жак сказал, что выпустил бензин, меня передернуло — будто я сам истекал кровью!
