Этот человек обладал удивительным обаянием. Короткие четкие фразы были пронизаны необыкновенной уверенностью. Во взгляде вдумчивых темных глаз таилась неотразимая страсть, которая мгновенно передавалась собеседнику. Я был уверен, что, если ему удастся лично поговорить с нашим руководством, мнение о батискафе изменится. «Триест» для Пикара был не просто глубоководный аппарат: это было его детище, его надежда, почти живое существо. Жак шел по пути отца. С детства он помогал ему и верил в него непререкаемо. Пикары делали все, чтобы вдохнуть жизнь в начатое дело, но они были скованы по рукам и ногам из-за отсутствия средств.
Жак откинулся на спинку кресла и по привычке крепко сцепил пальцы.
— Хотите взглянуть на «Триест» в Кастелламмаре? — бросил он вдруг, стрельнув в меня взглядом.
Хочу ли я? Еще бы…
Несколько недель спустя, как классический турист-американец, я вышел на вокзале в Неаполе. Жак ждал меня. Мы с трудом выбрались из сумасшедшей круговерти площади Гарибальди: такси, юркие малолитражки, автобусы, троллейбусы, фиакры, велосипеды, мотороллеры, прохожие, продавцы, зазывалы, чистильщики обуви, полицейские — все смешались в кучу, оспаривая друг у друга если не приоритет, то по крайней мере свое место под жгучим неаполитанским солнцем. Тридцать километров невообразимого шоссе, торжественно именуемого автострадой, привели нас к облюбованному Пикарами уголку на склоне горы Фаито; это был бывший королевский замок «Квисисана», построенный несколько веков назад и окруженный каштановой рощей. Когда-то он служил летней резиденцией неаполитанских Бурбонов, потом его переделывали в казарму, больницу, школу, а во время немецкой оккупации он служил военным лагерем. Теперь здесь разместился отель, с террасы которого открывается незабываемый вид на Неаполитанский залив. Вдали вырисовывался белый силуэт «Триеста».
Сидя за рулем своего малолитражного «фиата», Жак продолжал рассказ:
— Как вы знаете, мой отец ученый. Годами он не выходит из лаборатории, отрываясь только на время испытаний. Свой первый воздушный шар он сконструировал для изучения космических лучей в стратосфере. Однако подняться так высоко можно было только в специальной герметической гондоле, которую он сконструировал, открыв эпоху высотного воздухоплавания. Сейчас тот же принцип положен нами в основу погружения на подводном шаре-батискафе.
Выходило все очень просто: желаете отправиться в неведомые сферы, в мир, где до вас никто не был? Извольте: изобретите себе аппарат и поезжайте!
