— Спасибо, Гуннар, — поблагодарила она и предложила мне войти.
Дворецкий мгновенно исчез.
— Кошмар, — пробормотала она, подразумевая, конечно, убийство, а не свои проблемы с прислугой. — Пройдем в музыкальную комнату. У меня в духовке бриоши; Я их приготовила специально для тебя. Ужасно! Кошмар! Ингер сейчас нам подаст. Чай? Кофе? Каппучино?
Дизайн музыкальной комнаты соответствовал тому времени, когда музыка предполагала присутствие человек пятидесяти, приглашенных послушать фортепианный квинтет Шуберта. Последним приобретением Тиллотсонов стал чересчур громоздкий рояль, купленный по случаю в доме, где он занимал целую комнату. В отличие от Ричи, который превратился в достаточно состоятельного человека, доктор Картер Тиллотсон, пластический хирург в Манхэттене стал ошеломляюще богат. Он родился в семье, обосновавшейся на Лонг-Айленде еще в 1697 году. К несчастью, Тиллотсоны стали одной из первых семей в Шорхэвене, кто пострадал от кризиса 1893 года — они потеряли магазин, а последние, остатки своего благополучия — уже через тридцать шесть лет, во время Великой депрессии. Картер родился в такой бедной семье, как сообщила однажды Стефани по секрету, что родители не могли отправить его в школу-интернат. К счастью, он не был отвергнут обществом, а Стефани нашла в себе достаточно мужества, чтобы выйти замуж за человека, которому требовалась финансовая поддержка даже для поступления на медицинский факультет. К огорчению семьи Стефани и радости Тиллотсонов — они поженились. Картер самостоятельно добился огромного успеха и до сих пор все еще заботится о приумножении своего состояния. Чтобы сделать менее заметным недостаток мебели, она заполнила музыкальную комнату и все остальные деревьями в кадках. Она знала, так не обставляют то, что ее мать называла «достойным домом», но она рассчитывала на Картера: после следующей пары сотен операций по липосекции он позволит ей наведаться в магазины, имея в распоряжении шестизначную сумму. Тогда она купит шифоньеры, горки, кушетки, люстры, кресла. И все это будет поглощено гигантскими размерами Эмеральд-Пойнта. Однако, несмотря на огромность дома, благодаря усердию Стефани там все же было уютно. Мы уселись в одинаковые, обитые шелком кресла, окруженные влажным лесом пальм — веерных, комнатных, саговых. Бледно-зеленый ковер под ногами был таким толстым, что казалось, будто он вырос прямо из пола.
— Ты хочешь поговорить об этом? — спросила Стефани.
