— Я должен спросить разрешения сержанта Гевински, — он продолжал стоять на месте.
Я вернулась в библиотеку и попыталась не думать о Ричи, но это было выше моих сил, Ведь кто-то же убил его. Встретился ли он с глазами убийцы в последний момент? Чувствовал ли он боль? Ведь нож рассек кожу, прорезал мышцы, задел кость. Или все это произошло очень быстро? Было ли время у Ричи понять, что он умирает? Мое безумно бившееся сердце подскочило к горлу. Почему полицейский был так груб, а сержант Гевински так хладнокровно принял известие, что я хваталась за ручку ножа? Я не могла больше оставаться в шинели Ричи ни одной минуты. Я сделала шаг к двери.
— Вы спросили сержанта Гевински, могу ли я подняться наверх?
— Еще нет. Он сказал, что скоро вернется. А пока вы можете расслабиться и отдохнуть.
Я сдалась и не стала поднимать шум, защищая свои права. Зачем мне этот шум? Мой муж мертв, он лежит с ножом для нарезания мяса в груди. Нож мой или почти мой. В соответствии с договором о разделе имущества — адвокаты обещали нам подготовить его к подписанию в конце этой недели. — Ричи и я должны будем поделить деньги от продажи Галле Хэвен. Я получаю все, что находится в доме, включая и огромный комплект ножей. И еще. Как компенсацию за моральный ущерб я должна была получить два миллиона долларов. Хони сообщила мне, что она рассмеялась адвокату Ричи в лицо и заявила, что меньше, чем на восемь, мы не согласны. Это значит, объяснила она, что к пятнице они сойдутся на половине суммы.
Последний раз мы говорили с Ричи два дня назад.
— Джессика не может поверить, сколько просит твой адвокат, — орал он мне по телефону. — Хочешь знать, что она думает по этому поводу?
Конечно, я не хотела знать, но он тем не менее заявил:
— Ее восхищает твое самодовольство.
— Успокойся, Ричи.
— Кто ты такая, черт возьми, чтобы указывать, что мне делать? — его крик переходил на визг. — Что ты такого сделала, хотя бы на миллион долларов?
Это были его последние слова. Теперь он лежит на кухонном полу, а несколько государственных служащих округа Нассау обмеряют его, фотографируют, берут пинцетом пробу из-под его ногтей.
Что же на самом деле происходит? Что это за полицейские такие? Гевински видел, что меня трясет. Мог бы хотя бы мне посочувствовать. Мог бы сразу приказать: «Эй, кто-нибудь, быстро позвонить ее лечащему врачу. Бедная женщина, ей следовало быть более уравновешенной». Вместо этого он был безразлично вежлив.
Гевински вернулся, бесшумно ступая в черных ортопедических ботинках. Они были особые, выполненные по спецзаказу.
