— На балкон вы часто выходите? — спросил я Ардальона Петровича.
— Помилуйте, да я там днюю и ночую. В жару опущу шторы и коллекции рассматриваю. Я большой антиквар, большой антиквар, — Ардальон Петрович склонил голову, как дирижер, раскланивающийся с публикой после коронного своего выступления. — Пройдемте, однако, в апартаменты, — сказал Ардальон Петрович.
На стенах квартиры, помимо скрипки, висели вперемежку: блюдо, расписанное голубыми пальмами над перламутровой волной, полочка с чучелом попугая, акварель среднего достоинства, на которой красавица, также среднего достоинства, склонившись над колодцем, кого-то высматривала в таинственной глубине. Много там было еще рассовано, раскидано, расклеено всякой всячины — глиняные вазы, кипы альбомов с медными застежками. И всюду — на полу, на тумбочках, на столиках — приемники, приемники, приемники.
— Разрешите присесть, — спросил я.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — прижал руки к галстуку Ардальон Петрович. — Отведайте плодов земли сей!
— Мы хотели бы поговорить с вами о вашем соседе, — начал я. На коленях у Норцова тотчас оказался блокнот.
— Всегда рад — и от всей души, — отозвался Снетков. — Марочки посмотрим?
— Потом можно и марочки. Но сперва — Налимов.
— Так что же — Налимов? — переспросил с недоумением и беспокойством Ардальон Петрович. — Не слышно его, не то что тех, — он ткнул пальцем в потолок. — Бобылем живет. С дамами отношений не поддерживает. Хотя одна, помню, в хламиде такой, без талии — так заходила три раза. А так — что же Налимов? — Ардальон Петрович развел руками, как бы поясняя, что человеческая личность непостижима.
— Запомнились вам другие посетители Налимова? Какой-нибудь мужчина!
— Они не ко мне, увы, заходили, — сказал Ардальон Петрович, намекая голосом, что я оскорбляю его достоинство.
— Надеялся, что вы случайно обратили внимание. Женщину-то вы запомнили.
— Прекрасный пол — утешение взора, — объяснил Снетков.
— И тут экспонаты? — фамильярно постучал я пальцем по шкафному брюху.
— Открытки с географическими видами. А также манускрипты. Преимущественно восточные. Коллекция. В одном, собственно, экземпляре. От отца в наследство. А у отца — от муллы, подарок по случаю дня рождения. Чиновником при градоначальнике он был, отец мой, — говорил Снетков.
— Но вернемся к нашим мужчинам, — развернулся я лицом к Снеткову, когда передо мной в пятый раз вырос шкаф, увенчанный идолом. — Что они тут говорили шестнадцатого?
