Баранов не замедлил примчаться в музей, где и без того царило смутное настроение. В музее у него разыгрались какие-то шумные сцены-объяснения с Оленьковым, которых Ася не могла передать связно. Но главное, что выставка сорвалась. Оленьков, убитый и позеленевший, пометался по своему кабинету и куда-то уехал. Служащие музея обрадованно разбежались по домам.
— Зачем ты это сделал? — спрашивала Ася, горестно изумляясь коварству Самоварова. — Оленьков в шоке. И в самом деле, договорились, заказали билеты! Расходов уже уйма. И всё зря.
— Почему зря? — не согласился Самоваров. — Ведь скользкий тип этот Скальдини! Вот и будем держаться от него подальше. Тут нас, может быть, Бог спас.
— А я уверена, что ничего бы не было, — тряхнула золотыми кудрями Ася. — А так — несолидно, непорядочно получилось.
— Не понимаю, чего ты так убиваешься? — изумился Самоваров. — Досадно тебе, что неандерталец Денис не узрит родины Наполеона?
— Мне не нравится, когда людям делают гадости. Бобу придётся теперь выкручиваться.
— Ах, так это Боб пострадал! Ну ничего, переживёт. Пережил же он кончину во младенчестве своей партии либеральной свободы. Он, мне кажется, вообще много чего пережил. Пройдёт и это. Расскажи ему, если сильно будет тужить, про кольцо Соломона. Денька через три он уже сможет выслушивать слова утешения.
Ася прозрачно-удивлёнными глазами глянула из-под паутины кудрей:
— Какие три дня? Он же летит завтра.
— Как летит? — не поверил своим ушам Самоваров. — Выставка-то отменена.
— А он летит. Надо же как-то извиниться перед Скальдини, уладить всё, сохранить контакт. И в будущем…
— Он как, без вещей полетит? — не без сарказма спросил Николай.
— Ну да. Хотя он уверен, что скоро барановская (или твоя?) интрига разъяснится, и выставка всё-таки будет. Даже ящики просил не распаковывать. Он всё уладит со Скальдини…
— Что, и Денис тоже летит?
— Кажется, летит. А ты удивляешься?
— Да при чём туг Денис? Он что, знаток иностранных языков? Специалист в области древних культур? Он же туп, как дерево. А охрана-то директору теперь не нужна, вещи остаются!
Самоваров после сообщении о победе Баранова на птицефабрике несколько воспрянул духом. «Наша взяла!» радовался он. С выставкой прояснилось и выправилось. Отлёт Оленькова на Корсику, конечно, странен, но беднягу понять можно: желанная поездка во Францию, разные свои делишки и приятности — и вдруг всё летит к чёрту. В утешение себе отчего бы и не слетать в сладенькую служебную командировку? Всё, поди, давно уже оплачено.
