Приятная сцена, которая должна была завершить летучку с участием высоких гостей, была нарушена совершенно безобразным образом. Дверь директорского кабинета с грохотом распахнулась и ещё три раза ткнулась по инерции ручкой в стенку, в уже пробитую такими же бурными движениями вмятину. На пороге появилась гардеробщица Вера Герасимовна, бледная, дрожащая. Даже серёжки тряслись у неё и ушах. Указывая бледным пальцем куда-то в полутьму коридора, она прошептала:
— Ужас! Там… Ленин!
Участники летучки оторопели. Испуг Веры Герасимовны был такой сильный, что некоторые застыли, не зная, что думать, а другим и впрямь почудилось, что сейчас в оленьковский кабинет, с его пудовыми антикварными часами, бронзовыми шандалами и канадской мебелью, дробной рысцой влетит вождь грудящихся и объявит, что пролетарская революция победила.
Первым пришёл и себя Оленьков.
— Какой Ленин? Где? — закричал он. — Что вы тут несёте? Белены объелись?
Испуг Веры Герасимовны сменился миной оскорблённой гордости. Она была особа с достоинством и грубостей не позволяла ни начальству, ни посетителям.
— Не знаю, может, вы, Борис Викторович, иногда и объедались белены — не мне судить, — холодно отчеканила она, — но я говорю только о том, что видела! Спуститесь в скульптурный подвал и сами полюбуйтесь.
— Что такое? — пытаясь смирить себя, проскрежетал Оленьков.
— Ленину ноги отбили, — объявила Вера Герасимовна. — Идите гляньте!
Сообразив, в чём дело, Оленьков снова рассвирепел — уж очень позорная сцена вышла перед департаментскими.
— А вы-то что в подвале делали? — начат он наступать на Веру Герасимовну. — Почему оставили гардероб?
Вера Герасимовна нисколько не смутилась.
— Посетителей сегодня практически нет, — объяснила она. — Погода-то жуткая. Я Ниночке-кассирше поручила на минутку гардероб. А в подвал потому спустилась, что видела — вчера майор из уголовного розыска с Колей Самоваровым там были. Интересно ведь, что они искали? У нас в этом подвале убийство произошло, — доверительно сообщила она высоким гостям, которые сидели с поглупевшими и окаменевшими лицами.
Оленьков понял, что Веру Герасимовну, чтобы не случилось больше конфузов, лучше оставить в покое, и решил метнуть пару молний в сонного Самоварова:
— Так это вы, Николай Семёнович…
— Алексеевич, — дружно поправили директора Самоваров и Вера Герасимовна.
— Ну, Алексеевич… разбили скульптуру?
Самоваров тоже хотел помянуть белену, но сдержался.
— Нет, вечером скульптура была совершенно цела, — доложил он. — Дверь мы запирали как обычно.
