Каялся он затем, чтобы искупить мирскую любовь. Говорили, что брак, в который вступают путем греха, не может оказаться обилен духовными благами. Он молился о Лидувине и о ее судьбе, которую считал неразрывно связанной со своею собственной. Без того Провидением внушенного бегства они, возможно, поженились бы и сошли тем самым с истинного пути, указанного им Господом.
Молитвы его полнились беспокойством и смятением. Он просил у Бога успокоения, просил призвания, просил также и веры.
Он читал Фому Кемпийского, Отцов Церкви, мистиков, апологетов, а более всего – «Исповедь» Блаженного Августина. Он мнил себя вторым Августином, поскольку прошел, как и Африканец, через опыт плотской страсти и земной, человеческой любви.
Его собратья, другие послушники, смотрели на него с некоторым подозрением и, конечно, с завистью, с той унылой завистью, что тайной язвой разъедает монастыри. Им казалось, что брат Рикардо хочет выделиться и в глубине души презирает их всех. Насчет последнего они не заблуждались. Лишь совершая насилие над собою, мог Рикардо выносить наивное простодушие и самодовольную неотесанность собратьев по послушанию, невежество и грубость многих из них. И он избегал лучших, самых чистосердечных и простых, находя их глупыми. Хитрые и лукавые занимали его больше. Ему больно было видеть, что большинство послушников не знали хорошенько, для чего вообще поступили в монастырь: одних еще детьми поместили туда родители, чтобы сбыть их с рук и не заботиться больше об их профессии и состоянии; другие начинали служками или церковными привратниками; третьих завлекли полные мрачной поэзии видения, присущие первому, смутному отрочеству, – и почти никто из них не знал мира, о котором говорилось как о чем-то далеком и полном тайны. Рикардо невольно улыбался, сострадая их святой простоте, когда слышал, как они рассуждают о кознях плоти, о грехе, о вожделении. Они считали инфернальным то, что он, брат Рикардо, полагал просто глупым, думая, что изучил это досконально. Они не испытали, насколько пуста мирская любовь.
Коль скоро среди послушников ходила смутная молва о том приключении, что привело брата Рикардо в монастырь, то ему все время намекали на это, а когда он, с самой высокомерной своей улыбкой, давал понять, что не следует преувеличивать мирскую власть дьявола и плоти, ему отвечали:
– Конечно, вам видней: у вас больше опыта в обращении с ними, нежели у нас…
И это льстило его тщеславию. Однако более прямые намеки на его роман с Лидувиной и на побег раздражали Рикардо. Он тогда думал, что ни высокие стены монастыря, ни простодушие братьев так и не смогли до конца изгладить ту смехотворность его положения, какую он так остро чувствовал в родном городке.
