«Святой Мануэль Добрый, мученик» и еще три истории | страница 73



Прошло несколько дней, и, рыская по тем кварталам, где ему явилось чудесное видение, он снова встретил девушку, но на этот раз она шла в сопровождении какого-то молодого человека. И Эметерио, сам не зная почему, вообразил, что это Мартинес. И снова задрожал от ревности. «Вот оно, – сказал он себе, – стало быть, я начинаю впадать в слабоумие. Значит, пенсия уже на носу… И вакантное место тоже!»


Еще через несколько дней он встретил Селедонио.

– Знаешь, Селедонио, кого я вчера видел?

– Конечно знаю, Роситу!

– А как ты узнал?

– Достаточно посмотреть на твои глаза. Ты прямо помолодел, Эметерио.

– Правда? Ну, так оно и есть.

– И где ты ее нашел?

– Да, видишь ли, с неделю тому назад, когда я, как обычно, бродил по улицам, мне повстречалось дивное видение, дивное – говорю тебе, Селедонио… Девушка, вся – пламя в очах, вся – жизнь, вся…

– Оставь в покое «Песнь Песней», Эметерио. Ближе к делу.

– И я начал ходить за ней. Само собой, мне в голову не приходило, кто она такая. Хотя, пожалуй, мне это подсказывало сердце, было у меня сердечное предчувствие, но я его не понимал как нужно, это… это…

– Да это то, что Мартинес назвал бы подсознанием…

– Пусть так, это подознание мне…

– Надо говорить – подсознание…

– Ладно, это подсознание мне подсказывало, но я его не понимал. И однажды я встретил ее не одну, а с пареньком – и тут же приревновал.

– Ну да, к Мартинесу.

– И я даже собирался прогнать паренька…

– Кого скоро прогонят, так это тебя, Эметерио.

– Не напоминай мне об отставке, сегодня мое сердце ликует. Конечно, я сам себя уговаривал: «Одумайся, Эметерио, неужто теперь, когда тебе за пятьдесят перевалило, ты влюбился в девчонку, которая в дочери тебе годится. Одумайся, Эметерио…»

– Ну и чем же все это кончилось?

– А тем, что вчера я пошел за этой восхитительной девчонкой до самого дома, где она живет, а из дома вышла Росита, сама Росита собственной персоной, и оказалось, что девушка – ее дочь. Ах, если бы ты ее видел! Годы почти не отразились на ней.

– Зато они отразились на тебе… и со всеми своими процентами.

– Сорокашестилетняя пышка с тройным подбородком. Из тех, кого называют сеньорами неопределенного возраста. И как только она меня увидела: «Какое счастье, дон Эметерио! Какое счастье!» – «Какое счастье, Росита! Какое счастье!» – отвечаю я ей, а сам думаю: «Чье же это счастье?» Мы разговорились, а затем она пригласила меня войти в дом.

– И ты вошел, и тебя представили дочери…

– А как же иначе!