– Но, значит, причастившись, ты содеял кощунство! – не сдержалась я и тут же пожалела, что не сдержалась.
– Я содеял кощунство? А он что содеял, когда причащал меня? А когда служил свои мессы?
– Какая мука! – вскричала я.
– Зато теперь, – сказал брат, – у него есть помощник, чтобы утешать народ.
– Чтобы обманывать его? – возразила я.
– Нет, не для этого, – отвечал брат, – но для того, чтобы укрепить его в вере.
– А народ, – спросила я, – верит по-настоящему?
– Откуда я знаю!.. Верит помимо воли, по привычке, по обычаю. И нужно одно – не будить его. Пусть себе живет в привычной скудости переживаний, это избавит его от лишних и ненужных мук. Блаженны нищие духом.
– Этому, брат, ты выучился у дона Мануэля. А теперь скажи, сдержал ли ты обещание, которое дал матушке, когда она умирала, – обещание молиться за ее душу?
– Ну, разумеется, сестра, за кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, что я способен не сдержать торжественного обещания, данного родной матери у смертного ее одра?
– Откуда мне знать! Может, ты хотел обмануть ее, чтобы было ей утешение перед смертью.
– Мне не было бы утешения в жизни, если бы я не сдержал обещания.
– Стало быть?
– Стало быть, я его сдержал и молюсь за нее изо дня в день.
– Только за нее?
– А за кого еще?
– За себя самого! И отныне и впредь – за дона Мануэля.
Мы разошлись, он пошел к себе в комнату, а я – к себе; и всю ночь я плакала и молила Бога вернуть веру брату моему и дону Мануэлю, а что делал Ласаро – не знаю.
С того дня я пуще всего боялась остаться наедине с доном Мануэлем, хотя по-прежнему помогала ему в благочестивых его трудах. И он, сдается мне, заметил мое душевное состояние и догадался о причине. И когда наконец настало мне время предстать перед ним для суда и покаяния – кто был судья, а кто ответчик? – оба мы, и он и я, понурились, и слезы выступили у нас на глазах. И первым заговорил сам дон Мануэль, прервав тяжелое молчание, и голос у него был глухой, словно из могилы:
– Но ты-то, Анхелина, веруешь, как в десять лет, правда? Ты веруешь?
– Верую, отец мой.
– Веруй же и впредь. А если появятся у тебя сомнения, скрывай их от себя самой. Надо жить…
Я набралась духу и, вся дрожа, спросила:
– Но вы сами, отец мой, вы-то веруете?
Он поколебался мгновение и, овладев собой, ответил:
– Верую!
– Но во что, отец мой, во что? Верите вы в жизнь после смерти? Верите, что, когда приходит смерть, не все в нас умирает? Верите, что все мы снова увидимся, снова будем любить друг друга в ином мире? Верите вы в жизнь после смерти?
