Вы ошиблись. Если только вы не передумали…
Нет, нет… уходим отсюда.
Он взял меня под локоть, увлекая к двери. У порога я обернулась и встретилась глазами с Эриком.
Уже уходишь? — выкрикнул он из толпы, явно недовольный тем, что меня уводит Джек.
Завтра на ланче «У Люхова»? — прокричала я в ответ.
Если ты туда доберешься, — сказал он.
Поверь мне, она там будет, — бросил Джек, закрывая за нами дверь. Когда мы спустились вниз, он притянул меня к себе и страстно поцеловал. Поцелуй длился долго. А потом я сказала:
Ты не спросил моего разрешения.
Ты права. Не спросил. Можно поцеловать тебя, Сара с одной «р»?
Если только ты перестанешь добавлять к моему имени эту дурацкую присказку.
Идет.
На этот раз поцелуй длился целую вечность. Когда я наконец оторвалась от него, то едва могла устоять на ногах — так кружилась голова. Джек тоже казался пьяным. Он обхватил мое лицо ладонями.
Ну, здравствуй, — сказал он.
Да, здравствуй.
Знаешь, я должен быть на Верфях…
Ты говорил. Ровно в девять. А сейчас сколько? Еще нет и часа.
Вычитаем время на дорогу до Бруклина, и у нас остается…
Семь часов.
Да, всего лишь семь часов.
Достаточно, — сказала я и снова поцеловала его. — А сейчас купи мне что-нибудь выпить.
Мы оказались в «Львиной голове» на Шеридан-сквер. Накануне Дня благодарения народу в кафе было немного, и мы смогли уединиться за тихим столиком. Я быстро выпила два «Манхэттена» и позволила уговорить себя на третий. Джек предпочел «ерш»: чистый бурбон с пивом вдогонку. В «Львиной голове» всегда царил полумрак. На столиках горели свечи. Пламя нашей свечи прыгало взад-вперед, напоминая светящийся метроном. В отсветах пламени вспыхивало лицо Джека. Я не могла оторвать от него глаз. С каждой секундой он казался мне все красивее. Возможно, потому, что он и впрямь был чертовски хорош, в чем я уже успела убедиться. Великолепный рассказчик. И что самое ценное, внимательный слушатель. Мужчины становятся намного привлекательнее, когда они просто слушают.
Он сумел меня разговорить. Казалось, ему хотелось знать обо мне все — о моих родителях, о детстве, школьных днях в Хартфорде, учебе в Брин-Море, работе в «Лайф», о рухнувших писательских амбициях, о моем брате Эрике.
Неужели он и вправду десять лет читает «Дейли уоркер»?!
Боюсь, что да.
Он из «попутчиков»?
Пару лет он состоял в компартии. Но в ту пору он писал пьесы для федерального театрального проекта и протестовал против всего, что пытались воспитать в нем родители. И хотя я никогда не говорила ему об этом, я действительно думаю, что своим членством в партии он просто отдавал дань моде. Красный был цветом годаи. стилем жизни всех его друзей… но, слава богу, он перерос этот период.
