). Как-то не верилось, что мы уже обмениваемся эпитетами «устойчивой супружеской пары»: дорогая/дорогой, любовь моя. Я даже поежилась. Так, слегка передернула плечами. Мимолетный жест. Но этого хватило, чтобы тут же задаться вопросом: а не первый ли это признак сомнения?
Но я не успела погрузиться в раздумья, потому что Эмили сказала:
Как же тебе повезло.
Ты так думаешь?
Думаю? Он просто прелесть.
Да. Наверное.
Наверное? Наверное? Да ты что, не видишь, кого отхватила?
Очень милого человека.
Милого? Да что с тобой сегодня? Ты что, приняла таблетки сдержанности или что-то в этом роде?
Я просто… я не знаю… немного нервничаю, вот и все. И пожалуй, я выпью еще мартини. Официант!
Я перехватила взгляд проходившего мимо человек, с подносом и сделала ему знак долить мой бокал.
Конечно, ты нервничаешь, — сказала Эмили. — Ты выходишь замуж. Но, по крайней мере, ты выходишь за человека, который тебя обожает.
Думаю, да…
Думаешь? Да он готов целовать землю, по которой ты ступаешь.
А тебя не насторожило бы такое обожание?
Эмили закатила глаза, потом нахмурилась и сказала:
Послушала бы ты себя. Вот смотри: ты — писательница, которую публикуют, помолвлена с человеком, который искренне верит в твой талант, собирается освободить тебя от забот о хлебе насущном, чтобы ты могла полностью посвятить себя искусству, да к тому считает тебя лучшей женщиной планеты. И, зная все это, ты можешь говорить только о своем страхе перед таким обожанием. Нет, ты сумасшедшая.
Каждая имеет право на некоторые сомнения перед таким сертезным шагом, не так ли?
Да, если только ей не удалось заарканить такого завидного жениха.
Он ведь не добыча. Эмили.
Ты опять за свое!
Хорошо, хорошо…
Знаешь, что я тебе скажу: если ты действительно не хочешь выходить за Джорджа, я с радостью займу твое место. А пока попытайся смириться с тем, что тебе повезло в любви. Я знаю, для тебя это чудовищное испытание…
Эмили, я действительно влюблена. Просто… немного нервничаю, вот и все.
Мне бы твои заботы.
Эй, девчонки!
Мы подняли головы. Джордж приближался к столику, его рот застыл в широкой улыбке. Не зря окружающие, глядя на него, неизменно отмечали его «мальчишеский» задор. Идеально уложенные ные на пробор светлые волосы, тяжелые роговые очки, веснушчатое лицо, слегка взъерошенный вид (даже когда он был одет с иголочки, в один из шитых по заказу костюмов его любимой марки «Брукс Бразерс») — все это придавало ему какого-то озорства, и казалось, будто и в свои двадцать восемь он готов гонять мяч на футбольном поле в Эксетере (его школьной альма-матер).
