Страница в день, шесть дней в неделю. И после второй недели работы я отослала Эрику телеграмму:
Решила уединение мне подходит. Тчк. Пробуду здесь еще несколько недель. Тчк. Пытаюсь сочинять. Тчк. Не пугайся. Тчк. Все идет неплохо. Тчк. Проверяй мою почту из Европы или департамента срочнослужащих. Тчк. Любовью, Эс.
Спустя двое суток на пороге моего коттеджа объявился курьер «Вестерн юнион» с ответом от Эрика:
Если ты счастлива заниматься таким мазохизмом, как писательство, тогда твой брат-мазохист рад за тебя. Проверяю твою почту дважды в неделю. Из Европы и Вашингтона ничего нет. Забудь его, как мираж, и двигайся дальше. Ненавижу Джо И. Брауна. И скучаю по тебе.
Впервые за последние месяцы я не испытала грусти при упоминании о Джеке. Скорее это было уныние. Скажи себе, что этого не должно было случиться. И с этой мыслью продолжай писать дальше.
Еще одна неделя. Еще шесть страниц. Как обычно, воскресенье было моим выходным. К работе я возвращалась в понедельник. Если первые три недели я с трудом выдавала по странице в день — часами билась над конструкцией предложений, вычеркивала по сотне слов, — теперь мои пальцы буквально порхали по клавишам. В понедельник моим рекордом стали три страницы, в четверг их было четыре. Я уже не терзалась беспокойством о форме, структуре, ритме. Я просто гнала материал. Повествование захватило меня. Моя история сама рвалась на бумагу.
И вот в среду, 20 апреля 1946 года, в четыре часа две минуты пополудни (я посмотрела на часы), случилось чудо. Я остановилась. Какое-то время я зачарованно смотрела на лист, торчавший в каретке. И тут до меня дошло.
Я только что закончила свой первый рассказ.
Прошло еще несколько минут. Потом я заставила себя подняться, схватила пальто и побежала к воде. Я села на песок, прислушиваясь к ритму атлантического прибоя. Я не знала, плох мой рассказ или хорош. Природная скромность Смайтов призывала меня смириться с тем, что рассказ, возможно, не стоит публикации. Но, по крайней мере, он был написан. И меня распирало от гордости за собственное достижение.
Следующим утром я села за кухонный стол и прочитала все двадцать четыре страницы своего рассказа Он назывался «Увольнение на берег» — и да, это была художественная версия той ночи, когда я встретила Джека. Только в моей истории действие происходило в 1941 году и рассказчицей была тридцатилетняя Хана, издатель: одинокая женщина, которой вечно не везло с мужчинами, так что на любви она поставила крест. Пока не встретила Ричарда Райана — лейтенанта флота, на одну ночь сошедшего на берег Манхэттена перед отправкой в рейд по Тихому океану. Они знакомятся на вечеринке, взаимная симпатия вспыхивает мгновенно, они всю ночь бродят по городу, обнявшись, снимают номер на пару часов в дешевом отеле, потом наступает час прощания на бруклинских верфях, в, хотя лейтенант и обещает любить ее вечно, Хана знает, что больше никогда не увидит его. Потому что встретились они не в то время. Он уходит на войну — и она чувствует, что очень скоро он просто забудет эту ночь на Манхэттене. И она остается с горьким сознанием того, что, наконец встретив свою судьбу, она потеряла ее навсегда.
