Когда я очнулась, было уже утро. Рассвет струился сквозь опущенные жалюзи. Голова была как в тумане, и перед глазами словно была натянута марлевая пелена. До меня не сразу дошло, где я нахожусь. Мир казался приветливым. Но вот вернулись мысли о Джеке — и в сердце снова закралась грусть.
Но, по крайней мере, я поспала. Интересно, как долго? Я потянулась к будильнику. Начало седьмого. О господи, я отключилась почти на восемнадцать часов. Как и обещал добрый доктор. Неудивительно, что я чувствовала себя одурманенной. Мне удалось сесть в постели. И это означало, что я могу двигаться. Настоящий прогресс после вчерашнего. Потом до меня дошло, что я под одеялом, в ночной сорочке. Нетрудно было догадаться, кто раздел меня и уложил в постель, поскольку рядом, на диване, свернувшись клубочком, громко храпел во сне Эрик. Я откинула одеяло и осторожно спустила ноги на пол. Потом, мелкими шажками, доплелась до ванной.
Я приготовила себе очень горячую ванну. Сняла сорочку и легла в пышущую паром воду. Постепенно туман в голове рассеялся. Я нежилась в ванне почти час, смотрела в потолок, пыталась прогнать из памяти странности вчерашнего дня. Восемнадцать часов наркотического сна все равно не усмирили мои взвинченные нервы. Я по-прежнему испытывала мучительное чувство потери — и не только Джека, но и работы, которую так любила. Но доктор Балленсвейг оказался прав: после довольно продолжительного периода беспамятства мир казался куда более привлекательным. И я радовалась хотя бы тому, что могу снова нормально двигаться.
Потом я заставила себя выйти из ванны. Вытерлась насухо. Соорудила на голове тюрбан из полотенца. Надела халат. Открыла дверь, стараясь не шуметь. Но когда я на цыпочках двинулась к кровати, услышала щелчок зажигалки «зиппо». Эрик полулежал на диване, затягиваясь первой утренней сигаретой.
Что ж… и мертвые умеют ходить, — с сонной улыбкой произнес он.
Эрик, право, тебе не стоило оставаться ночевать…
Еще как стоило. Не мог же я оставить тебя одну после всего, что случилось.
Мне так стыдно.
Интересно, из-за чего? Нервные срывы бывают у каждого, а тебя так все прошло довольно изящно и благородно. Тем более что не на глазах у изумленной публики.
И все равно мне совестно…
Почему? Потому что не справилась с эмоциями? Не совладав ла с собой? Эс, передохни… и свари-ка нам кофе.
Конечно-конечно, — сказала я и поспешила на кухню.
Ты здорово вырубилась. После того как док сделал тебе укол. И ты даже не шевельнулась. Я раздевал тебя, как тряпичную куклу. Но тебе, наверное, не очень приятно слушать об этом?
