— Ну, до этого дело не дойдет, — успокоил ее полковник. — Но как же вы писали свои эротические романы, если у вас не было собственного опыта?
— Я художник! — мгновенно выпрямившись, гордо заявила Лозинская. — А в литературе существует такая вещь, как творческая фантазия. Для того чтобы описать, как героиня испытывает оргазм, писательнице совсем не обязательно испытывать его самой.
— Разумеется, — согласился Гунин и с самым невозмутимым видом добавил: — Достаточно испытать фантазм.
— Что? — удивленно переспросила Лозинская.
— Да нет, это я так… неологизмы сочиняю. Так на чем мы остановились?
— Избавьте меня от этой ужасной девицы! — удивляясь, как можно забыть самое главное, повторила Лозинская.
— Хорошо, избавим. Где она сейчас?
— У меня дома. Смотрит телевизор, а меня — можете себе представить, какова нахалка! — послала за пивом!
— Хорошо, мы сейчас едем. Спускайтесь пока вниз и подождите меня у машины. Мы идем следом за вами.
Лозинская кивнула и, спрятав в сумку так и не зажженную сигарету, вышла за дверь.
— Ну откуда же я знал! — воскликнул Александр, не выдержав укоризненного взгляда шефа. — Она так похожа на ту девушку с фотографии… Да, может быть, это она и есть… Кроме того, она мне сама сказала, что ее зовут Настя, а ее мать — Лидия Михайловна Лозинская.
— Ой ли? — усомнился полковник. — А ну-ка вспомни, как ты ее вчера допрашивал?
Александр напрягся, вспомнил и со стоном схватился за голову.
— Боже, какой же я идиот! Ведь это я ее спросил: «Вашу мать зовут Лозинская?» — а она только кивнула. Да и про дедушку-академика я тоже вчера говорил…
— Вот то-то и оно. Плохо же ты усвоил методы допроса, — наставительно заметил Гунин и вдруг насмешливо прищурился: — Или здесь что-то иное? Я понимаю, трудно допрашивать подозреваемую, если она смотрит на тебя такими невинными чудными глазками… Ладно, поедем повидаемся с нашей красавицей.
В дороге Лозинская снова принялась жаловаться на Настю, обзывая ее то «маленькой стервой», то «уличной шлюхой».
Александру было крайне неприятно это слышать, и потому он очень обрадовался, когда полковник Гунин внезапно осадил даму одним жестоким вопросом:
— А вам не кажется, что в вашем возрасте стоило бы гордиться не девственностью, а такой очаровательной дочерью, как Настя?
Лозинская надулась и всю оставшуюся дорогу молча курила, демонстративно выдыхая дым в окно.
Вскоре все трое уже входили в подъезд дома на Кутузовском проспекте.
— Николай Александрович, вы уж сами с ней поговорите, — заискивающе попросила Лозинская. — А то мне она только хамит.
