Утром в день своего отъезда я принесла маме завтрак. Я проспала, так что, когда зашла к ней в спальню, на часах было почти полдесятого. Она уже сидела в постели, читая свежий номер еженедельника «Нью-Йоркер». Рядом с телефоном на прикроватной тумбочке лежал блокнот. Я заглянула в него и заметила, что на первом листке маминой рукой записан телефонный номер с бостонским кодом. Я вдруг занервничала.
— Извини, что опоздала, — сказала я, пристраивая поднос на кровать. — Чай и тосты, как всегда. Тебе этого достаточно?
— Значит, завтра ты снова начинаешь преподавать в школе? — спросила она, проигнорировав мой вопрос.
— Да.
— Школа Дуглас в Бруклине, не так ли?
— Не помню, чтобы я говорила тебе о ней.
— Твой отец мне сказал вчера вечером. А сегодня утром я позвонила в эту школу, и знаешь, что мне там сказали?
Я выдержала ее ледяной взгляд.
— Тебе сказали, что на прошлой неделе отпустили меня, потому что моя мама была при смерти.
— Ты говорила им, что я пыталась покончить с собой? — спросила она.
— Нет. Я решила, что это их не касается.
— Но ты только что солгала мне, сказав, что должна вернуться в Бостон на работу. У тебя ведь нет работы, не так ли?
— Да, по твоей милости я осталась без работы.
Еле заметная улыбка скользнула по лицу матери.
— Тебе вовсе не обязательно было рваться сюда, чтобы сидеть у смертного одра, но ты это сделала. И вот теперь, когда я снова среди живых, ты мчишься в Бостон, хотя тебя там не ждет никакая работа. Так, может, соизволишь объяснить, почему ты так быстро сбегаешь?
— Потому что я не хочу быть рядом с тобой.
Ее губы скривились.
— Да, я так и думала, что причина именно в этом. И если начистоту, Ханна, дорогая, мне плевать. Я получила от тебя извинения, которых заслуживала. Так что отныне, если снова захочешь меня видеть, я не возражаю. Если нет — тоже хорошо. Выбор только за тобой.
В ту ночь, сидя на кухне и пересказывая Дэну по телефону разговор с матерью, я поклялась держаться от нее подальше, насколько это будет возможно. Дэн, разумеется, поддержал меня в этом.
— Окажи самой себе услугу, — сказал он. — Оторвись от нее.
Как ни трудно мне было сделать это, но я последовала его совету — не то чтобы окончательно перерубила связывающие нас узы, но сократила до минимума общение с ней. В те несколько недель, что я провела в Бостоне, я взяла себе за правило звонить матери каждое воскресенье, утром, и вежливо интересоваться ее самочувствием. Если она задавала мне вопросы, я отвечала. Но только если она задавала вопросы.
