— Да уж я заметил.
— Разве не здорово?
— Вот уж некстати.
Я снова бросилась бежать, моргая, раскидывая руки, точно птица. Папа сказал:
— Смотри не упади!
А я побежала еще быстрее — показать, что не упаду.
Снежинки и горчичные зернышки
Чудеса не обязательно должны быть великими событиями, и происходить они могут в самых неожиданных местах. Иногда чудеса бывают такими крошечными, что люди их просто не замечают. Бывают застенчивые чудеса. Они трутся о рукав, пристраиваются на ресницы. Ждут, когда вы их заметите, а потом тают. Очень многие вещи поначалу — совсем крошечные. Поначалу лучше такими и быть, потому что тогда вас никто не видит. Вы просто такая букашка, которая ползет себе по своим делам. А потом вы вырастаете.
Высоко в небесах рождаются снежинки. Они летят на землю, и они такие легкие, что летят косо. Но каждая снежинка находит своих сестричек, они цепляются друг за друга. Как сцепится много, получается ком и катится. Если постарается, он может докатиться до забора, столба, дерева, человека, дома.
Горчичное зернышко — самое крошечное зернышко на свете, но из него может вырасти дерево, в кроне которого станут петь райские птицы. Из песчинки рождается жемчужина, а молитвы начинаются с очень малого или вообще из ничего, потому что если чего-то достаточно, оно станет расти, а если более чем достаточно, из него может возникнуть целая великая вещь, которая была там с самого начала, только в самом зачатке.
Что важнее, молитвы или частицы? Как мельчайшие вещи становятся величайшими, а вещи, которые можно было предотвратить, непредотвратимыми, а то, что ты считал сущей ерундой, становится самым что ни на есть насущным? Может, потому, что самые чудесные чудеса происходят с самыми простыми вещами, чем они проще, тем лучше. Может, потому, что чудеса всегда случаются вопреки всему. Чем более вопреки, тем чудеснее чудо.
Днем небо потемнело от тяжелых снеговых туч. А снег все падал по спирали, придумывая, куда бы лечь. Я сидела и смотрела. Смотрела бы хоть всю жизнь. Ужинать не стала.
Ладони сделались горячими, или все другие вещи сделались холодными, а кожу покалывало. Папа спросил, нет ли у меня температуры; я ответила, что чувствую себя лучше некуда.
На следующее утро снег все продолжал падать. Сугробы выросли до подоконников, машины превратились в белые холмики, изо рта шел пар, а половицы поскрипывали от мороза.
Когда я спустилась вниз, папа растирал руки у печки. Сказал, что пришлось прокапывать туннель, чтобы выйти через заднюю дверь.
