Видимо, этот, «норвежский» вариант жизнеописания Трифона и услышал в Сванвике Виктор. Какой бы из них ни был ближе к истине, но с именем Трифона и по сей день связывают появление и монастыря в Печенге, и церкви в Борисоглебске, и часовни в Нейдене.
Недалеко от Нявдемы находилось Шапкино — небольшой залив у самого устья реки, где до 1811 года было самое дальнее становище поморских рыбаков. Еще в 1808 году устье реки защищала русская батарея. После 1826 года Нявдемский, Ровденский и часть Пазрицкого приходов отошли к Норвегии, и уже в 30-е годы погост «русских лопарей» на Нявдеме был обитаем только летом, а зимой они уходили вверх по реке. Но еще в начале нашего века местные саамы, как исповедующие православную веру, считались прихожанами Пазрицкого прихода. Правда, в самом конце XIX века «Путеводитель по Северу России» сообщал, что вид нявдемской часовни «донельзя жалкий».
Сегодня трудно сказать, сколько православных осталось в районе Нейдена. Но в одной из книг по истории Финнмарка я нашел любопытную фотографию 1927 года, запечатлевшую старую женщину. Нейденские саамы, говорилось в подписи к ней, представленные здесь Катариной Летов, хотя и стали «норвежскими» в 1826 соду, сохранили до сих пор свою культуру, сложившуюся под русским влиянием.
Транснорвежское шоссе Киркенес — Осло—часть трансъевропейской трассы, пересекающей континент с севера на юг, бережно обходит крошечное деревянное строение, вид которого сегодня я бы «жалким» не назвал. И наводит это на грустные мысли — в стране другой веры и другой культуры его пощадили и сохранили, но неизвестно, какая была бы у него судьба, окажись оно по восточную сторону границы. А нейденская часовня, даже если все, что связано с ней, всего лишь легенды, — памятник уникальный: это — самая маленькая православная церковь в мире.
Ее отпирают несколько раз в году по важнейшим праздникам и датам, связанным с преподобным Трифоном. Местного священника здесь нет, и поэтому приезжают сюда святые отцы из Финской православной церкви. Они совершают обряды и крестят детей, и сходятся на эти действа местные саамы, в костюмах, образе жизни которых и, говорят, даже в языке сохранилось какое-то русское влияние.
На службе, столь редко отправляемой в Нейдене, мне побывать не удалось, но что-то мне рассказал Виктор Белокопытов из Сванвика, а потом — наш пограничник в Борисоглебске — мы сидели на крошечном тамошнем КПП и коротали время, дожидаясь прибытия автобуса, который смог бы забрать нас в Мурманск. Автобус не шел, сумерки сменились ночью, а я всё слушал рассказы офицера, которому в эти часы была вверена единственная дорога между СССР и Норвегией, пока что еще не ставшая трассой массовых перевозок, что, в общем-то, и давало возможность поговорить. По долгу службы он должен был знать, что происходит по обе стороны границы, но был у офицера и обычный человеческий интерес к местам, где проходит часть его жизни.
