— Да, я горжусь тем, что я саамка, — просто и прямо ответила мне девушка. И даже если она и околдовала меня немного в тот вечер, пользуясь магическими навыками своих предков, я не мог сомневаться в искренности ее слов. Ибо если она меня и околдовала, то именно своей искренностью.
— Всего этого мы добились лишь в последние несколько лет, — ответила мне Метте на мои слова о том, что сегодня саамам, наверное, грех жаловаться на свою судьбу. — И нам еще очень многое предстоит сделать.
Что же еще надо этим людям? — думал я. Похоже, они хотят действительно только одного — быть самими собой...
Немного России у фиордов Финнимарка
У Нейдена под Киркенесом дорога выходит к берегу реки, делает поворот и плавной дугой обходит несколько строений, среди которых одно кажется удивительно родным и знакомым и в то же время каким-то здесь необычным и посторонним — маленькая часовня, какие можно увидеть на Русском Севере и в Карелии, только на редкость миниатюрная, похожая на сказочную избушку, но с православным крестом над входом. Дорога делает еще один поворот, выходит на мост, и, как еще один северный мираж, избушка-часовня теряется из виду...
В Нейдене я вспомнил, как день назад в Сванвике наш стажер, работающий на радиостанции «Радио Пасвик», Виктор Белокопытов, рассказывал о православной церкви, сохранившейся в окрестностях Киркенеса: «Ее еще во времена Ивана Грозного соорудил русский по имени Трифон. Представляешь, он был разбойником, жену свою убил, а потом — церковь построил!»
История эта тогда показалась мне немного странной и неправдоподобной. Но рассказ Виктора остался в памяти.
Трифон, как я выяснил позже, и впрямь фигура историческая — его жизнь описана ив житиях святых, и в научных трудах. Сын священника, он родился около Торжка в 1485 Году и появился в Лапландии в 1524-м. У Него не было своего жилища, и он скитался по саамским стойбищам. Религиозные вожди саамов — кебуны — с недоверием относились к русскому пришельцу, но после двадцати лет его трудов значительное их число уверовало в «истинного Бога», как писали старые книги. Не имея священного сана, Трифон отправился в Новгород и получил у архиепископа грамоту на возведение церкви. Нося бревна за три километра, он соорудил храм Святой Троицы, чем фактически и положил начало Печенгскому монастырю. Его постройка явилась заявлением прав России на земли, примыкающие к Варашер-фиорду, поэтому в 1556 году Печенгскому монастырю была дарована царская грамота о защите и поддержке его деятельности; В память «царских щедрот» Трифон построил для монастыря еще один храм — во имя Святых Бориса и Глеба на реке Пад. В реке он и крестил саамов. По-саамски река называется Бассай, что означает «святой» — в Лапландии она стала чем-то вроде Днепра для древних русичей. Церковь эта, кстати, тоже сыграла позже немаловажную роль в истории. Как писал Евгений Львов, «если бы не храм Бориса и Глеба, нам пришлось бы уступить и эту территорию, так как не было бы основания проводить границу».
