На Великом марше я познакомился с удивительными людьми, они предложили мне посещать действующую при марше Академию мира. В противовес военным в этой академии учили миру. После первых полутора тысяч миль я начал сомневаться в том, что прежде казалось несомненным. И стал задавать вопросы. Кому нужны ядерные испытания, если русские ввели на них мораторий? Если все мы против ядерной войны — а я лично не встречал никого, кто был бы за,— то почему на наши палатки иногда летят цветы, а иногда — ракеты из ракетниц? Я не мог по-прежнему все это объяснить советской угрозой и «коварством красных», не мог безоговорочно верить Рейгану, «что русские комми наступают и только и ждут возможности, чтобы захватить нас всех».
Терпеть не могу зиму, но когда узнал, что такое «ядерная зима», я возненавидел войну. За восемь с половиной месяцев марша по Америке из стороннего наблюдателя я сделался убежденным противником ядерных испытаний, гонки вооружений, оружия массового уничтожения.
Чем ближе марш подходил к Вашингтону, тем больше людей присоединялось к нашим колоннам. Но тем громче звучали голоса скептиков. «Эй, пацифисты! — кричали они.— Нас агитировать против войны легко.
Попробуйте-ка по-агитируйте за мир в России!» И тогда организаторы марша обратились в ваше посольство.
Через полгода получили согласие от русских на марш по Советскому Союзу!
Дело стало за организационной работой, отбором кандидатов, сбором средств. И я, как и другие, ходил от двери к двери, от знакомого к знакомому, и говорил: «Готовится поход за мир по Советскому Союзу, мы будем говорить с русскими о мире, о том, что не хотим воевать. Если верите в эту затею, поддержите ее как можете!» В одних домах мне отвечали: «Это очень хорошо — то, чем вы занимаетесь, но я не имею к этому никакого отношения». В других просто захлопывали перед носом дверь. Но в большинстве — желали удачи, брали адрес, а через несколько дней присылали чек — на пять, десять, двадцать пять долларов. За мной одним стоят двести с лишним человек, которые помогли нам, снарядили в поездку.
Самое трудное до посещения вашей страны было собрать деньги на поездку. Самое трудное после возвращения будет заставить своих сограждан поверить в то, во что поверили мы сами, убедить их в искренности и открытости русских. Убедить в том, в чем мы убеждаемся каждый день, каждый час в вашей стране!
— А ты расскажи своим друзьям,— посоветовал я,— что старушку, которая напоила тебя сегодня молоком у дороги, зовут баба Паша. И что на войне у нее погибли муж и сын, что детей у нее больше нет, и на тебя, американца, она смотрела как на сына, и что она не хочет, чтобы в следующей войне погиб ты.
