Потом я задал себе вопрос: а почему, собственно, ты лежишь спиной к кратеру, хотя именно там происходит самое интересное? Самоанализ в подобных обстоятельствах может показаться странным, почти смешным... Пришлось признаться, что вид четырех товарищей, сбившихся в кучу в двадцати метрах по соседству, действовал ободряюще, подтверждая справедливость истины о том, что на миру и смерть красна. Зрелище буйства природы всегда подавляет своей мощью, на фоне разгула стихий наше существование обретает истинный масштаб, становится до крайности хрупким.
Камень стукнул меня в колено, и я дернулся от боли... Как ни странно, это был первый ощутимый удар за четыре минуты. Все предыдущие оказались не сильнее тех, что я научился «ловить», занимаясь в юности боксом. Я согнул и разогнул ногу. Действует. Пощупал колено сквозь корку грязи, облепившей комбинезон: больно, но перелома, похоже, нет.
Но откуда взялась такая безучастность? Прежде я не замечал ее за собой. Мне доводилось бывать на волосок от гибели — в горах, на фронте, в подполье, во время подводных погружений, при исследовании пещер, на вулканах — короче, чаще, чем выпадает среднестатистическому человеку, и никогда в минуты опасности я не испытывал паники. До или после — бывало, но в решительный момент — никогда. Почти всегда, правда, события разворачивались быстро, и я мог в той или иной степени контролировать положение. Здесь же, на Суфриере, я оказался обреченным на полную пассивность, нескончаемое ожидание развязки...
Взглянул на часы: 10.43. Камнепад продолжается уже более восьми минут.
Извержение между тем было преинтереснейшее! Обидно, что не придется поведать об увиденном коллегам, особенно моим друзьям — итальянцам Джордже Маринелли и Франко Бербери. Они по достоинству оценили бы рассказ. Взрыв — явление, при котором интенсивность процесса достигает пика за доли секунды. Здесь же все протекало иначе: на протяжении двух минут мощность нарастала и, достигнув максимума, не падала до нуля, как после взрыва, а держалась на предельном уровне... целую вечность!
Спохватившись, я сообразил, что, пока занимался анализом, ничего ужасного не случилось. Я по-прежнему лежал в нелепой позе, но живой! Четверо спутников тоже подавали недвусмысленные признаки жизни. Каким-то чудом никто не был ранен...
Почти тут же увесистый камень стукнул меня в правый бок. Удар получился сильный, сильнее прежних, но, как и раньше, особой боли я не ощутил. Достаточно было камню оказаться на десяток килограммов тяжелее — и все, точка. Перед взором опять возникли лица близких. Как все-таки омерзительно служить живой мишенью...
