Открытие узорчатой березы в Костромской области вызвало широкий отклик. Багаев получил много писем от ученых-лесоводов, любителей природы и юннатов. Они просили прислать саженцы, семена, черенки.
Первые посылки с семенами и саженцами Сергей Николаевич послал в десять кировских лесхозов.
«Им они нужнее всего»,— думал он, бережно упаковывая саженцы.
Теперь багаевские березки пустили корни и в Сибири, и на Южном Сахалине, и в Архангельской области, и в степях Оренбуржья, и в Казахстане, и на склонах Кавказских гор. Но больше всего их на костромской и кировской земле...
В одной из таких рукотворных рощ я и слушала рассказ Сергея Николаевича Багаева о его нелегкой, счастливой судьбе. Переживая все перипетии его подвижнического труда, я подумала, что Гёте был прав, когда говорил, что, встречая лесовода, он почтительно снимал шляпу. Ведь жизнь человеческая настолько коротка, что лесовод не может увидеть плодов своего труда — они достанутся будущим поколениям...
Недавно Сергей Николаевич получил от вятских умельцев посылку. В ней были образцы изделий из карельской березы, выращенной из его саженцев. Старинный промысел благодарил Багаева за труды.
Костромская область
Е. Фролова, наш спец. корр.
Гарун Тазиев родился в 1914 году в Варшаве. Его отец, врач русской армии, погиб в первую мировую войну. После войны мать с сыном переехали в Бельгию, где Тазиев получил образование в Льежском университете. Во время второй мировой войны воевал в составе бельгийской армии и участвовал в Сопротивлении. В 1946 году, отправившись в Африку, Гарун Тазиев увлекся вулканологией и с тех пор занимается этой наукой. С 1952 года он живет во Франции, является профессором Центра научных исследований, до недавнего времени занимал пост государственного секретаря по вопросам природных катастроф. Автор большого числа научных работ и монографий. Его научно-популярные книги изданы во многих странах, в том числе в СССР («Встречи с дьяволом», «Запах серы», «Когда Земля дрожит» и другие).
На сорок лет занятии вулканологией мне довелось побывать во множестве кратеров, наблюдать несчетное число взрывов и лавовых потоков, смотреть, как из ревущих жерл вырываются фонтаны магмы и струи раскаленных газов. И чем больше я наблюдал, тем больше убеждался в своенравности вулканов.
Практика научила меня трезво взвешивать степень риска, на который можно идти ради добычи научных данных. Тем не менее события подчас принимали оборот, который не предусмотрит никакой опыт. Лишь случай помог мне четыре-пять раз выйти живым из-под огненного шквала. Так было на краю кратера Китуро в 1948 году, у западного колодца Стромболи в 1960 году, возле центрального жерла Этны в 1964 году и снова на Этне годом позже. Но самое страшное испытание я пережил утром 30 августа 1976 года на вершине вулкана Суфриер на острове Гваделупа.
