Эта подружкина уверенность в себе была для меня чем-то немыслимым, непостижимым. Я-то была ужасно неуверенная в себе. У меня были большие уши, маленькие глаза, я краснела и бледнела, когда меня вызывали к доске, а она не краснела и не бледнела, даже когда лепила самую невероятную чушь. Обычной ее реакцией было: «Подумаешь! Ерунда!» Я была в восхищении.
Так я провосхищалась примерно до 8-го класса, когда она уехала учиться в музыкальное училище, А Я ОСТАЛАСЬ ОДИН НА ОДИН С ЭТОЙ ЖИЗНЬЮ…
Некому было воскликнуть: «Подумаешь! Ерунда!» Никто не мог подсказать мне, хорошо или плохо я сделала то или это. Никто не придумывал, о чем бы помечтать или чем бы заняться. Понимаете?
То, чего я всегда боялась, случилось. Я осталась с этой жизнью один на один. Мама была не в счет. Мама говорила одни и те же фразы, реагировала одним и тем же образом, как инфузория-туфелька. Посуда вымыта – мама довольна. Посуда не вымыта – мама кричит.
Мне и в голову не приходило спросить что-нибудь у мамы. Тем более что-нибудь типа: «Как ты относишься к Алле Пугачевой?», или: «Какая помада лучше?», или: «Пойти постричься или сделать перманент?»
Все девочки в классе сделали перманент, покрасили волосы хной и ходили восхитительно рыжие и лохматые. Мама поджимала губы. От меня требовалось хорошо учиться, приходить домой не позже девяти вечера и мыть посуду с мылом, а не просто споласкивать под краном.
Мама никогда не шутила со мной, никогда не играла ни в какие игры, никогда не смеялась.
Мама была занята борьбой за место под солнцем в виде квартальной премии. Столько всего надо было учесть и обсудить с отцом! До меня ли…
Не помню, чтобы мама хоть раз погладила меня по голове или поцеловала…
Однажды, будучи уже сама матерью двоих оболтусов, я как-то намекнула на это мутное обстоятельство. Мама ответила совершенно стандартно:
– А меня тоже никто не целовал и не гладил по головке.
Когда я докладывала об очередной пятерке по физике или литературе, мама хмурила брови, потом поджимала губы и, наконец, выдавливала свое «Хорошо». Без восклицательного знака. Выглядело это как: «Ну, иди пока, а там посмотрим».
С родительских собраний мама приходила со скучающим выражением на лице, говорила, что все нормально и что меня не ругали. Хотя я точно знала, что была в классе лучшей ученицей.
Постепенно я потеряла всякую надежду получить от мамы хоть какое-то подтверждение своего существования и переключилась на внешний мир.
Я старалась успевать везде: занималась плаванием, ходила в разные студии, вышивала, шила и вязала, рисовала, пела под гитару… Мама меня игнорировала.
