...Фабрика стояла за зданием педагогического института. Я обошла шумную компанию студентов, столпившихся во дворе института у бюста Менделеева, и по тропинке вышла к двухэтажному дому.
Хотелось встретиться с Гавриилом Андреевичем Хазовым: работы этого художника, а также старого мастера Порфирия Григорьевича Терентьева и других косторезов я уже видела в музее. Там же — среди меховых одежд, расшитых бисером и украшенных медными отливками, среди тканей, вышитых шерстью, и изделий из бересты со знаменитым «сургутским узором» — были выставлены скульптурки, выточенные из мамонтовой кости, видимо, в прошлом веке.
И вот я в кабинете Хазова, главного художника фабрики.
Хазов худощав, темнолиц, спокоен, но глаза выдают в нем человека с напряженной внутренней жизнью...
— Наш промысел,— начал Гавриил Андреевич,— в 1974 году отметил свое столетие.
— Простите,— удивленно перебила я,— как можно установить дату возникновения народного промысла?
Хазов словно ждал этого вопроса, потому как сразу напомнил, что ханты и манси резали по кости испокон веков, тут, действительно, года, а может, и столетия не установишь. Но вот когда этим ремеслом начали заниматься русские переселенцы, известно. В 1874 году землемер Овешков организовал в Тобольске первую мастерскую на промышленной основе, в ней работало шесть человек. Потом возникли другие мастерские. Особенно прославился мастер Терентьев: его резная миниатюра «Один с сошкой, семеро с ложкой» получила медаль на Парижской выставке 1900 года. Но основное развитие промысла началось после революции. Ученики Терентьева в 1932 году создали артель, и этот год считается годом основания фабрики.
— Взгляните,— Хазов предложил подойти к витрине, стоявшей в углу кабинета.— Это работы наших мастеров начиная с 50-х годов. Но не буду мешать,— неожиданно сказал он,— смотрите сами.
Гонки на оленях. Рабочий. Шахтер. Илья-Муромец и Соловей-разбойник. Моржи. Гуси. Горностай. Лебедь. Хант курит трубку. Мальчик на санках. Я долго вглядывалась в эти маленькие рассказы о людях, о природе, их окружающей,— и каждую скульптурку хотелось взять в руки, чтобы ощутить гладкость линии и, как казалось, теплоту материала.
— Но почему они все разных оттенков и даже цветов? — спросила я.
— Так они же сработаны из разного материала,— отозвался Хазов и начал объяснять: серо-бежевые фигурки животных сделаны из рога коровы, желтоватый цвет крупных скульптур — это кость мамонта, а теплый кремоватый оттенок имеет зуб кашалота.
